«Мы тренируемся снимать футболку во время акции протеста»

Фото: Виктория Синькевич

Сторонницы движения FEMEN продолжают мечтать о новой революции — «женской весне». Активистка FEMEN ИННА ШЕВЧЕНКО в интервью корреспонденту РБК daily ВИКТОРИИ СИНЬКЕВИЧ рассказала, почему девушки в качестве своей штаб-квартиры выбрали благополучную с точки зрения прав женщин Францию, какую подготовку проходят молодые феминистки и почему этому движению неинтересно взаимодействие с политической оппозицией в России.

— Ваша организация делает ставку на яркие формы протеста, но помимо этого в чем ваше отличие от других феминистских движений?

— Различия как раз в форме. Мы феминистки и объединены одной целью — борьбой за равноправие. Движение родилось на Украине, но там мы долгое время вообще боялись называться феминистками. Однако FEMEN родилось не на семистах страницах какого-то феминистического трактата, а из наших личных чувств, поэтому мы стали объяснять, что значит быть украинкой сегодня и почему мы не хотим мириться с таким положением в обществе. Мы пытались повысить популярность феминизма. Перед нами стояла задача оказаться в центре новостей, поэтому мы адаптировали форму и подачу нашей идеологии к интересам украинского общества и нового времени. Мы как дети «оранжевой революции» выбрали для себя ненасильственную форму протеста. Мы выбрали провокацию и теперь в такой форме пропагандируем феминизм уже во всем мире.

— Кто входит в ваше движение?

— В нашем движении больше десяти представительств. Движение из украинского превратилось в международное. Это все случилось само собой. Когда я говорю, что само собой, я имею в виду, что изначально у нас не было ресурсов, чтобы строить международное движение в классической форме, и нет их до сих пор. Женщины во Франции, Испании, Италии просто сказали: мы хотим быть FEMEN, нам нравится именно такая форма феминизма, мы считаем, что именно такая форма феминизма сегодня работает.

— Одна из арабских участниц FEMEN, Амина Тайлер, арестована в Тунисе. Затем там же, на родине «арабской весны», были арестованы приехавшие поддержать свою соратницу две француженки и немецкая гражданка (их освободили лишь в конце прошлой недели). Как вы оцениваете произошедшее?

— Мы объявили начало новой революции, «женской весны», если хотите. Когда появилась первая активистка FEMEN в Тунисе, Амина, это был знак того, что общество после «арабской весны» не готово мириться с «арабской зимой», которая наступила после революции. Амина — это голос нового поколения арабских стран, которое продолжает бороться. Первый шаг Амины был, когда она сделала фотопортрет, написав на своем теле, что оно принадлежит только ей. После этого Амина была похищена родственниками. Затем она провела еще одну акцию, просто написав слово FEMEN в городе Коруане во время исламистской встречи. Теперь она в тюрьме. Для того чтобы привлечь внимание и поддержать Амину, мы направили европейскую команду FEMEN. Две француженки и немка приехали в Тунис и провели первый топлес-протест в мусульманской стране. За это девушки также оказались в тюрьме. Амина же ждет судебного процесса и может получить до двух лет лишения свободы только за то, что она написала слово FEMEN на стене. Я могу сказать, что это начало нашей деятельности и первые серьезные шаги FEMEN в мусульманских странах.

— Какова официальная позиция властей Франции по этому поводу?

— Поначалу мы лишь получили два официальных комментария от министра по делам женщин Нажад Валло-Белькасем, которая была обеспокоена судьбой француженок, сидящих в тунисской тюрьме. Тем не менее решительных действий никто не предпринимал. Вот вам пример европейской политкорректности. Когда я приехала во Францию, это, наверное, было первое, что действительно меня шокировало. Политкорректность здесь — способ закрыть глаза на реальные проблемы и на то, что будет сложно решить. Ведь все понимают, что это дейст­вительно международный скандал, международный политический вопрос, и поэтому вот с такой осторожностью французские власти высказываются. Но мы привыкли не ждать поддержки от политиков, потому что наше движение родилось на Украине и мы знаем, что такое, когда власти игнорируют интересы и проблемы общества.

— В вашем парижском центре вы проводите тренинги для активисток FEMEN. Чем девушки занимаются на них?

— Это единственный на сегодняшний день европейский тренировочный центр FEMEN. На выходные сюда съезжаются активистки из других стран. Все вместе мы изучаем наш практический опыт, который накопился за пять лет. Мы уделяем много времени физической подготовке, так как акции FEMEN проводятся в сложных местах и ситуациях. Иногда мы сталкиваемся с насилием — например, во Франции очень часто националистические группы нападают на наших активисток. В других странах мы можем быть атакованы сотрудниками полиции. Мы очень серьезно готовимся физически к подобным столк­новениям. Также мы отрабатываем тактику поведения во время акции. Мы тренируемся снимать футболку во время акции. Обнаженное жен­ское тело всегда было инструментом патриархата, тем, что всегда работает для мужчин. Когда мы выходим на акцию протеста, мы снимаем с себя футболки, на нас смотрят. Как всегда, им это нравится, после чего люди видят, что это тело кричит, на этом теле есть политический месседж, это тело агрессивно. Мы пытаемся показать агрессивность нашего голого тела, показать, что общество должно принять новое понимание женской наготы.

— Ваше отношение к принятию закона во Франции об однополых браках?

— Я думаю, что было трудно не заметить участие FEMEN в этой кампании, мы поддерживали с самого начала законопроект, и мы провели несколько акций. Это была одна из первых атак FEMEN здесь, во Франции, когда мы были избиты во время акции протеста. Это был один из самых ярких и успешных политических проектов года. И мы сейчас можем видеть, что это становится детонатором принятия подобных законов в других странах.

— В парижской части организации FEMEN произошел раскол, и часть француженок покинули ассоциацию. С чем это связано?

— Каждый день у нас уходят и появляются новые активистки. Это постоянное состояние нашего движения. Уходят девушки, которые понимают, что для них такая форма борьбы слишком экстремальная, или же физически сложная, или психологически сложная. Девушки могут уходить после первой же тренировки или после первой акции. Этот процесс происходит постоянно.

— Почему для работы организации вы выбрали именно Францию и Германию? Логично было бы открыть филиалы организации в более проблемных странах, где действительно ущемляются права женщин.

— Мы работаем не только в этих странах. У нас есть филиалы в Бразилии, где, к примеру, остро стоит вопрос о проституции. Мы выбрали Францию как базу, где нас поддерживают с самого начала. Это стало основной причиной побега с Украины. Эта страна позволяет нам развивать наше движение, создавать армию и подготавливать активисток, которые потом едут в Тунис, Канаду и Бразилию.

— Не возникло ли проблем при регистрации движения во Франции?

— У нас простая ассоциация, зарегистрированная француженками. Проблем при открытии филиала не было. Если сравнить с украинским опытом, то на протяжении уже пяти лет мы получаем седьмой или восьмой отказ в регистрации. Сначала нас называли экстремистами, следующее объяснение было, что нам отказано потому, что на Украине нет необходимости в такой женской организации по защите женских прав. Таких абсурдных моментов во Франции не было. Французское отделение было первым, и после него появились еще десять. Я нахожусь во Франции для того, чтобы развить движение до какого-то уровня, когда я смогу уехать в другую страну, чтобы развивать движение дальше.

— Какой статус для проживания предоставило вам французское правительство?

— Я сбежала с Украины и на сегодняшний день нахожусь в розыске. На меня заведено уголовное дело за хулиганство, и я могу получить до пяти лет лишения свободы. Это было основной причиной, почему нужно было уезжать и сделать выбор: продолжать деятельность, будучи в тюрьме, или продолжать деятельность на территории другого государства. Я попросила политического убежища во Франции, после того как в СМИ появилось официальное заявление президента Украины, где он потребовал от правоохранительных органов найти меня и наказать. На данный момент я жду получения документов.

— Как финансируется организация?

— Нам этот вопрос задается постоянно, я думаю, что многие не могут смириться с тем, что женщина может это делать без особых ресурсов и самостоятельно, что за такой деятельностью нет огромной руки, набитой купюрами. Мы развиваем движение самостоятельно, с помощью известности FEMEN. Мы развиваем FEMEN-шоп, с помощью которого мы зарабатываем деньги, позволяющие нам вести деятельность. Также мы получаем благотворительную помощь от сторонников FEMEN. Нашему движению, конечно, нужны деньги, они всем нужны, особенно чтобы развивать какое-то масштабное дело, но у нас нет огромных бюджетов. Практически в каждой европейской стране у нас есть опорные группы, которые способны на быстрое реагирование, и для этого нужны минимальные средства, чтобы подготовить плакаты и сделать венки.

— Есть ли у вас контакты с российскими оппозиционными организациями? Почему, по вашему мнению, они неохотно идут на контакт с вами и не приветствуют акции FEMEN во время своих мероприятий?

— У нас нет контактов с оппозиционными российскими организациями, кроме Pussy Riot. Это, наверное, единственная организация, которую мы поддерживаем, и мы безумно счастливы, что такое движение появилось в России. Наконец-то! И когда Pussy Riot проводили первые акции протеста, которые были не настолько известны за рубежом, для нас это уже был знак того, что настоящее женское движение, о котором мы все мечтали, появилось в России. Мы очень разные, мы не согласны по многим моментам, но существование и развитие такого движения в России — это действительно огромный шаг для феминизма и для российского общества. А с российской оппозицией нам и не надо связываться. Потому что оппозиция, существующая сейчас в России, — это дозволенная оппозиция. Такая оппозиция нас не интересует. Когда начались большие демонстрации, например на Болотной площади, мы приехали и провели акцию в Москве у храма Христа Спасителя «Боже, царя гони». Кстати, она была проведена за два месяца до акции протеста Pussy Riot. После этой акции протеста последовала классическая реакция российских активистов и российской нации в целом, что украинцы не должны лезть в наши дела. Российский империализм, наверное, еще существует. Мы столк­нулись с непониманием. Комментарии были одного содержания: нам не нужна ваша украинская помощь. Но мы продолжали и продолжаем совать туда свой нос, точнее, нашу грудь.