Расследование РБК: кто такой Александр Петров из фильма «Президент»
Печатная версия опубликована в журнале РБК № 9 за 2015 год
Пятнадцатилетие президентства Владимира Путина страна отмечала без особого размаха, но в лучших традициях советской пропаганды: в конце апреля на телеканале «Россия 1» был показан фильм Владимира Соловьева «Президент», в котором разговор с Путиным перемежается кадрами документальной хроники и комментариями участников событий, произошедших в стране с конца 90-х годов. «Все это позволило воссоздать и раскрыть подробности минувшего времени, поворотные моменты большой политики, которые решали судьбу мира, и рассказать о том, куда президент ведет Россию сегодня», — так анонсировал телеканал работу Соловьева и съемочной группы под руководством режиссера Саиды Медведевой.
Среди высокопоставленных чиновников и бизнесменов, с которыми Соловьев говорит о Путине, на 54-й минуте появляется неизвестный широкой публике человек с простой русской фамилией Петров. Он рассказывает о крупном производстве препаратов для диабетиков на Урале и о помощи Путина в его создании. «Инсулина сегодня достаточно, чтобы обеспечить лекарственную безопасность России. Идут поставки уже в другие страны и готовятся поставки в Евросоюз. Это ли не победа?!» — говорит герой жесткими рублеными фразами, раскатисто произнося звук «р».
Как Петров оказался в фильме, не имеет особого значения. Гений ли Медведевой, которая, по словам Соловьева, занималась отбором героев, мастерство ли помощников депутата или просто удачное стечение обстоятельств, — каждый из участников получил дивиденды. Авторы фильма разбавили историю побед Путина рассказом об отечественном производстве жизненно важного для нескольких миллионов россиян лекарства, а депутат вышел на федеральный канал и стал известным не только в Свердловской области. Кто же такой Александр Петров, и действительно ли российские диабетики могут рассчитывать на полностью отечественное лекарство?
Фильм «Президент» вышел один раз на телеканале Россия1 (ВГТРК). Был показан в воскресенье 26 апреля 2015 года в 21:30. Аудитория по России от четырех лет, по данным TNS, — 7,8 млн человек. Фильм занял третье место по популярности среди всех программ федеральных каналов за прошедший сезон (сентябрь 2014 года — май 2015 года), немного уступив сериалу «Улыбка пересмешника» (9,3 млн зрителей) и фильму «Крым. Путь на родину» (7,9 млн). Бюджет и источник финансирования не раскрываются.
«Парни многое сделали»
«Сегодня «Медсинтез» — большой завод в сердце России, и для меня это счастье. Парни многое без меня сделали», — с гордостью рассказывает РБК Александр Петров, депутат Госдумы, член «Единой России» и парламентского комитета по здравоохранению. В политику он пришел в 2011 году. До этого Петров был гендиректором «Медсинтеза», председателем совета директоров холдинга «Юнона», который вырос из фонда поддержки ветеранов КГБ, еще раньше работал в банке. Наконец, в самом начале трудовой биографии был директором сельской школы.
Став депутатом, Петров передал свое дело сыну, Александру Петрову-младшему. Среди его бывших активов множество мелких компаний и проектов, выручка видимой части которых слегка превышает 1 млрд руб. Структура собственности очень непрозрачна. Например, в фонде «Юнона» (управляет недвижимостью) Петрову-младшему, по данным СПАРК, принадлежит 80%, остальные 20% — у кипрского офшора Nimed Trading Limited, бенефициары которого не раскрываются.
Еще один кипрский офшор — Lorano Trading Limited — владеет заводом «Медсинтез», тем самым производителем инсулина: ему принадлежит 99,97% акций, еще 0,03% — у младшего сына Петрова — Дениса. А собственниками холдинга «Юнона» (оказывает консультационные услуги), которым раньше владели Петров-младший и его мать Маргарита Петрова, теперь числятся Константин Городницкий (95%) и Василий Болотов (5%), менеджеры некоторых связанных с Петровым проектов.
При этом в прошлом году Петров-младший создал новую компанию — «Инвестфармгрупп». Для чего? «Хочу выкупить «Медсинтез», всю офшорную долю, — отвечает он. — Причем готов поделиться со стратегическим инвестором».
«Медсинтез» — фармацевтический завод в закрытом городе Новоуральске (после ухода Петрова-старшего в политику его сын сменил отца на посту председателя совета директоров). Завод — «якорь» Уральского биофармацевтического кластера, состоящего из нескольких десятков производственных и научных предприятий, презентует «образцово-показательное» предприятие министр промышленности Свердловской области Андрей Мисюра. В числе прочих участников кластера — компании, связанные с холдингом «Юнона», а также с другими уральскими бизнесменами.
«Кластерное образование — лучшая система связи в производственной цепочке: вместе в кризис легче справиться, — вторит ему Петров-старший, посвятивший этой форме партнерства докторскую диссертацию. — С маленькими с нами разговаривал только один человек — Владимир Владимирович, с 2001 года, а как объединились, то стали разговаривать и советоваться очень многие».
«Разломали»
В приемной директора «Медсинтеза» тесновато, но светло. Стандартно серая офисная мебель, стены без особого убранства. Это одно из немногих помещений завода, где можно находиться с непокрытой головой, без халата и бахил на ногах, как того требуют стандарты GMP (Good Manufacturing Practice, «надлежащая производственная практика»).
На тумбе рядом со столом для переговоров — образцы продукции завода: пакеты с физрастворами, упаковки таблеток, инсулиновые шприц-ручки. Тут же и чужие изделия, например детали искусственной почки. «Японцы подарили», — кивает гендиректор предприятия Алексей Подкорытов. «А это инсулиновая помпа», — крутит в руках разломанную сине-зеленую пластмассовую коробочку размером с пейджер первого поколения Петров. «Не наша, мужикам же интересно, что внутри, — объясняет он. — Скоро свою начнем выпускать».
В 2014 году выручка «Медсинтеза» хоть и выросла на 14%, но не дотянула до 1 млрд руб. (см. график), необходимых для вхождения в федеральный список «организаций, оказывающих существенное влияние на отрасли промышленности и торговли», которым государство с недавних пор субсидирует проценты по кредитам.
Подкорытов не унывает: спрос на растворы с конца прошлого года превышает мощности «Медсинтеза». «Пора расширяться», — улыбается он. Продажи инсулина тоже растут: если в 2014 году мощности использовались всего на 17,5%, то в этом, исходя из объема заказов, на заводе ориентируются на 30%. «А в следующем году и до 50% доберемся», — не сомневается Подкорытов.
Назвать причину растущего спроса он не берется, но не исключает, что дело — в новом витке импортозамещения, активно продвигаемого государством. «Не то чтобы санкции на меня подействовали, они, видимо, подействовали на того, кто не может поставлять», — рассуждает он.
У «Медсинтеза» интересная судьба: к созданию завода причастны бывший губернатор Свердловской области Эдуард Россель, президент России Владимир Путин, экс-канцлер Германии Герхард Шредер и глава совета директоров группы «Ренова» Виктор Вексельберг. Как в эту компанию попал бывший сельский учитель?
Товарищ учитель
История начиналась в конце 80-х в легендарном свердловском молодежно-жилищном кооперативе «Комсомольский», куда судьба забросила директора Еловской школы Пермского края Александра Петрова. «Я из большой семьи учителей, нашей династии более 500 лет, был сельским учителем физики, а потом директором школы, в которой учился сам», — рассказывает Петров (интервью с депутатом можно прочитать здесь).
В 1986 году молодого директора послали в Свердловск на Всесоюзный конкурс учителей и сразу как одного из победителей пригласили в «Комсомольский». К тому моменту кооператив находился на пике славы, его создатели получили премию Ленинского комсомола и принимали со всей страны делегации желающих перенять передовой опыт.
«Я входил в оргкомитет, был зампредседателя по детским программам, работал с Галиной Кареловой [сейчас — вице-спикер Совета Федерации] в одном кабинете, — вспоминает Петров. — Жили фактически коммуной, у нас было кабельное телевидение, общественное движение, свои газеты, свои детсады, мы регулярно проводили субботники». Но в 1989-м «Утопия-85», как назвал в своей книге свердловский МЖК писатель Алексей Иванов, начала разваливаться — вместе с городом, областью, страной. В 1991 году строительство МЖК прекратилось. Имущество перешло в собственность компаний-дольщиков, коллектив остался без работы.
Прокормить семью на школьные заработки в новое время оказалось непросто. Петров устроился учителем в екатеринбургский учебный комбинат Минстроя, а в 1993-м, по его словам, на него «вышли люди из ФСБ» [в то время — ФСК, Федеральная служба контрразведки]. Для чего? Версия Петрова звучит фантастически: «Меня с ребятами пригласили в управление, рассказали про киднеппинг детей по почкам, тогда ОПC «Уралмаш» уже вела криминальный бизнес в этом вопросе, и сказали, что надо помочь». Помощь, по его словам, заключалась в том, что люди из ФСБ предложили ему заняться поставками импортного оборудования и препаратов для гемодиализа, внепочечного очищения крови при острой и хронической почечной недостаточности.
Так началось сотрудничество Петрова с фондом «Юнона», созданным при свердловском управлении КГБ. Учредителями фонда, по словам Петрова, были четверо выходцев из органов: «Юридический адрес был: Вайнера, 4 — такой же, как у [областного] управления ФСБ».
Юнона и авось
Одним из учредителей фонда «Юнона» был Эдуард Войцицкий, бывший первый зампредседателя КГБ Грузинской ССР, а затем начальник управления КГБ по Свердловской области. Покинув органы безопасности в 1992 году, он до конца 90-х работал в администрации региона, затем в нефтегазовой компании «Итера». «Небогатый абсолютно человек с правильными взглядами на жизнь», — так Петров описывает бывшего партнера, с которым до сих пор иногда встречается в самолете Екатеринбург — Москва. Остальные ветераны фонда, по его словам, давно разъехались.
Войцицкий в разговоре с РБК вспомнил появление Петрова в «Юноне», но не проблему с гемодиализом или борьбу с «Уралмашем». Фонд, по его словам, был создан в 1992 году для привлечения внебюджетных средств. «Времена были тяжелые, надо было как-то выживать, — поясняет Войцицкий. — Напротив управления было помещение, бывшее общежитие, мы сдавали «Юноне» часть здания в аренду, и те деньги, которые она нам платила, использовались для выплат премий и доплат ветеранам». Чем именно занималась «Юнона», Войцицкий не помнит, но «ребята, в том числе по медицине, развернулись, когда стали развиваться самостоятельно», добавляет он. Петров говорит, что он сотрудничал со стопроцентной одноименной «дочкой» фонда, специализировавшейся на поставках медоборудования и лекарств.
Был тяжелый бюджетный кризис, в больницах не было денег, финансирование задерживалось, огромные неплатежи, вспоминает бывший министр здравоохранения Свердловской области Михаил Скляр, познакомившийся с Петровым в начале 90-х, будучи главным врачом областной детской клинической больницы № 1. «Случалось, врачи за свои деньги покупали лекарства, больные приходили и ложились в больницу со своими одеялами и простынями, потому что больницы не могли оплатить даже услуги прачечных, — рассказывает он. — А Петров, несмотря на это, не прерывал поставки и отпускал продукцию в долг, ведь процесс гемодиализа остановить невозможно: больной погибнет от почечной недостаточности». К концу 90-х, когда Скляр уже возглавлял областное министерство здравоохранения, в области было порядка 500 таких больных. Подключение к аппарату «Искусственная почка» проводилось в среднем три раза в неделю, поставки качественного оборудования были очень востребованы, добавляет он.
Несколько лет Петров совмещал «помощь» ветеранам ФСБ с преподаванием в учебном комбинате, затем решил заняться бизнесом и в 1996 году устроился в местный филиал Промстройбанка. «Я тогда экономикой заинтересовался, пошел изучать», — поясняет Петров. Но это увлечение продлилось недолго: у банка начались проблемы, а «люди из ФСБ» пригласили Петрова уже не помогать, а руководить делом.
«Кушать надо было чего-то, детей кормить и одевать — банковской зарплаты было недостаточно», — объясняет он свое согласие стать исполнительным директором «Юноны Мед», «дочки» фонда. Тем более к тому времени «ветераны» вышли из состава учредителей и «по-честному» отпустили коллектив в свободное плавание: в 1997 году, по словам Петрова, «Юнона» прекратила свое существование. Фонд [для органов] свою задачу выполнил, уточняет Войцицкий. По словам Петрова, к этому времени в нем и связанных компаниях работало уже около 2500 человек, и «Юнона» медицинская вынужденно стала свободной и была перерегистрирована.
Развернуться на полную мощность помешал кризис. «Нас растерли, размазали по стенке, мы снова превратились в ноль», — описывает август 1998 года Петров. — Все, что было заработано, обесценилось, все товары, а это были лекарства, протухли, потому что государство что-то не могло оплатить, что-то не могло довезти, вся система была разрушена». Надо было решать, куда идти дальше, и ответ нашелся довольно быстро: от торговли лекарствами переходить к их производству.
Лихие 90-е
«В начале 90-х годов 85% предприятий было акционировано и перешло в частную собственность, соответственно, была ослаблена роль государства, инвестиции в промышленное строительство за период 1992–1997 годов сократились вдвое. В результате такой политики произошел переход российского рынка медикаментов уже в 1994 году более чем на 60% в руки зарубежных фирм, а использование мощностей отечественных предприятий снизилось и составляло менее 30%...»
(Из инвестиционной программы «Развитие фармацевтической промышленности в Свердловской области на 2002–2005 годы)
Губернаторский проект
Новый проект начали с нуля, но под старым флагом: выбрав площадку для будущего завода, Петров и команда зарегистрировали холдинг «Юнона» (а спустя еще несколько лет был реинкарнирован и одноименный фонд).
Сначала решили освоить производство инфузионных растворов [применяются для компенсации потери большого количества жидкости или для разбавления лекарств], сразу — по международным стандартам. Востребованность продукта у Петрова не вызывала сомнения: среди потребителей — каждая больница и лечебное учреждение вне зависимости от размера и количества пациентов. В области ингредиенты для растворов тогда покупали в Англии у фирмы Baxter, вспоминает Скляр. «А что такое физраствор? Чистая вода, в которой разведена соль NaCl до определенной концентрации, и везти вагонами воду из Англии в Россию, где развиты технологии, где в космос запускают ракеты, было дико», — поясняет он замысел Петрова.
Но реализовать проект без политической поддержки оказалось непросто. «Если бы не [губернатор области Эдуард] Россель, публично объявивший, что будет лично курировать этот проект, у Петрова и его команды вряд ли бы что-нибудь получилось», — уверен один из свердловских чиновников.
«Медсинтез» — детище Росселя, говорили в беседе с РБК многие местные чиновники и бизнесмены. «Фармацевтический завод — неплохая витрина для власти, — рассуждает один из екатеринбургских предпринимателей. — И неплохой козырь при очередных выборах». Россель и площадку выбирал, уточняет Петров: в 67 км от Екатеринбурга, в закрытом городе Новоуральске — чтобы ни конкуренты, ни рейдеры не достали. Главное предприятие города — Уральский электрохимический комбинат (входит в «Росатом»), один из крупнейших в мире производителей обогащенного урана.
«Это [место, где находится «Медсинтез»] бывшая база управления рабочего снабжения, там с электричеством и коммуникациями все в порядке», — поясняет выбор Росселя нынешний мэр Новоуральска Владимир Машков. Была база, ухмыляется Петров: «Нас привели на свалку. Мы с [тогдашним] мэром [Новоуральска Николаем] Фельдманом были. Пришли, а там бомжи кабеля жгут. 2 тыс. т мусора мы оттуда потом вывезли».
Во сколько обошлось создание первого на Урале производства инфузионных растворов по мировым стандартам, Петров не говорит. Но в областной программе «Развитие фармацевтической промышленности в 2002–2005 годы» указано, что инвестиции в проект составили 170 млн руб., 95 млн из которых были привлечены в виде банковских кредитов, остальное — собственные средства предприятия.
Первая партия растворов сошла с линии в 2003 году: могли раньше, но 11 месяцев ждали лицензии. Начинали постепенно, вспоминает Подкорытов: сначала работали в одну смену, потом в две, к 2007 году вышли на круглосуточное производство в четыре смены. Сейчас рабочие останавливаются только на 6 часов в год — в ночь с 31 декабря на 1 января, хвастается Петров: «Они останавливаются, а оборудование не выключается». В 2008-м задумались о расширении, но помешал очередной кризис: новую линию запустили только в 2011 году, вдвое увеличив мощность — до 24 млн пакетов с растворами в год (объемом от 100 мл до 4,5 л). В 2014-м «Медсинтез» выпустил 18 млн пакетов. «В этом году у меня полная загрузка, выгребают все, склады пустые», — уверяет Подкорытов.
И немедленно выпил
Растворы для начинающих фармацевтов были «пробой пера»: главной задачей стал запуск производства инсулина. Идею Петров приписывает себе. «Хорошо помню, как мы ходили еще по стройке 2001 года, и Россель меня спросил: «Слушай, а что дальше будешь делать?» И я ему тогда ответил: «Наверное, инсулин».
Весь мировой рынок инсулина, любит рассказывать Петров, в то время «железной рукой держали» три иностранных производителя — датская Novo Nordisk, немецкая Aventis (после покупки ее в 2004 году французской Sanofi-Synthélabo — переименована в Sanofi-Aventis, затем просто в Sanofi) и американская Eli Lilly, и России ежегодно приходилось тратить по $200 млн бюджетных средств на импортные препараты.
Росселю идея с инсулином понравилась, рассказывает Петров, тем более что в 2001 году он получил еще и одобрение президента Путина — «сходил к нему, и Владимир Владимирович сказал: «Делайте». Затем проект с подачи Росселя был включен в областную программу «Развитие фармацевтической промышленности на 2002–2005 годы». Связаться с бывшим губернатором Свердловской области РБК не удалось: его помощник Сергей Чемезов оберегает Росселя от общения с прессой.
Инициаторов проекта не смутили ни неудачи предшественников, ни отсутствие необходимых средств. Губернатор дневал и ночевал со строителями и командой, вспоминает Петров.
Строить начали летом 2003-го. «Приехал [министр здравоохранения Юрий] Шевченко, Россель, Галя Карелова, [министр здравоохранения Свердловской области Михаил] Скляр, камень заложили», — вспоминает Машков. Одно дело — заложить камень, другое — довести проект до конца. «Мы ездили, искали, где можно взять оборудование, чтобы хотя бы научиться разливать инсулин», — вспоминает Петров. — Очень сложный процесс, технология заливки в реактор двухсуточного производства с определенными режимами».
В октябре 2003 года в рамках очередного раунда российско-германских консультаций в Екатеринбург прилетают российский президент и канцлер ФРГ Герхард Шредер. «Россель [этнический немец] дружил со Шредером, и этот визит совпал с днем рождения Эдуарда Эргартовича», — уточняет Петров. 8 октября 2003 года Росселю исполнилось 66, а днем ранее 51-летие отмечал Владимир Путин. Россель попросил Шредера, и тот привез с собой представителей компании Bosсh, продолжает Петров. «С российской стороны меня поставили: вот тогда была моя первая встреча с Путиным», — улыбается он.
Хозяйка Медной горы
Владимир Путин подарил Герхарду Шредеру серебряную статуэтку хозяйки Медной горы. «Именно она является хранительницей богатств Урала, допускает к ним порядочных, честных, деловых людей, которыми, без сомнения, являются наши немецкие партнеры», — сказал Путин, передавая статуэтку.
РИА Новости, 8 октября 2003 года
Помогла ли дружба губернатора с канцлером или двойной день рождения, но в итоге Bosch и «Медсинтез» подписали соглашение о поставке немецкого оборудования. «Мы подписываем, а денег у нас нет, — Петров до сих пор помнит, как у него дрожали руки. — А Россель мне говорит: «Ты подписывай, деньги будут».
Сразу после подписания Россель и Петров приехали в Москву. «Как сейчас помню, на Арбате был офис. Для меня это был шок: такие люди, о которых только в газетах читал», — вспоминает предприниматель о встрече с Виктором Вексельбергом, председателем совета директоров группы компаний «Ренова». «Вексельберг спросил: «А ты кто?» Я ему сказал, что я сельский учитель. Он тогда засмеялся и говорит: «Тогда я дам вам деньги». Вексельберг подтвердил РБК, что помогал Петрову деньгами, но ни суммы, ни деталей сделки не раскрыл.
По словам Петрова, Вексельберг инвестировал €12–15 млн (400–525 млн руб. по курсу на конец 2003 года), которые технически передавались как взнос в уставный капитал из-за рубежа. «У них очень сильные юристы, а мы тогда вообще ничего не понимали, — вспоминает бывший руководитель «Медсинтеза». — Мы работали на Урале, надеялись на купеческое слово и думали, что это важнее».
Есть ли у владельца «Реновы» или у самой группы сейчас доля в «Медсинтезе», стороны не раскрывают.
Долго запрягали
Но огромных по тем временам средств, выделенных владельцем «Реновы», для завершения проекта все равно не хватало. Новая линия под ключ оценивалась в 620 млн руб. На помощь пришла область: в 2005 году «Медсинтез» получил бюджетный кредит на три года в размере 28 млн руб. под 6% годовых, а в 2007-м — второй, на 122 млн руб. и пять лет под 5%.
На строительство инсулинового цеха ушло четыре года: в ноябре 2007-го «Медсинтез» был готов запустить производство. Не хватало главного — лицензии Росздравнадзора. Снова подключился Россель: в феврале 2008 года в Екатеринбург прилетел кандидат в президенты Дмитрий Медведев, и губернатор пожаловался ему, что сделать инсулин оказалось легче, чем получить разрешение. В конце марта в Тобольске свердловский губернатор напомнил Медведеву о своей просьбе, и в апреле «Медсинтез» наконец получил лицензию.
Первые три серии лекарства были сделаны в 2009 году, рассказывает Подкорытов, но это были пробные образцы. На рынок новоуральский инсулин вышел только после получения регистрационных удостоверений от Минздрава. «В конце 2009 года мы начали потихоньку продавать и в 2010 году уже вышли на объем, который обеспечивал работу одной смене целиком», — уточняет Подкорытов.
Мощность линии позволяет выпускать 10 млрд международных единиц в год [1 единица = 41,65 мкг кристаллического гормона инсулина], но Подкорытов предпочитает оперировать сериями. «Серия — это один реактор, то, что сделано в одних и тех же производственных условиях из одного и того же сырья, т.е. реактор загрузили, приготовили раствор, разлили», — объясняет руководитель завода. — Мы можем ежегодно выпускать 200 серий, в прошлом году выпустили 35, план на этот год — 60». Себестоимость производства Подкорытов не раскрывает, ровно как и выручку от продажи инсулина.
У Петрова своя математика: до того как «Медсинтез» вышел на рынок, иностранный инсулин стоил примерно 1200 руб. за упаковку, а сегодня даже при другом курсе доллара иностранцы продают его за 800 руб. «Россель мне тогда еще сказал: «Саш, ты запомни, инсулин — это прямой путь борьбы с коррупцией», — радуется он. То ли еще будет, когда завод начнет выпускать собственную субстанцию, предвкушает Петров (пока инсулин на «Медсинтезе» производят из французской).
Отечественная бактерия
Своя субстанция уже на подходе. Штамм необходимой для ее производства бактерии «Медсинтез» запатентовал еще в мае 2012 года. Ученые работали с 2008 года, когда завод даже не был запущен. «В команду вошли немцы, швейцарцы, потом швейцарцы отпали, чехи подключились, белорусы, украинцы, украинцы отпали в кризис, — вспоминает Петров. — Кто-то придумал плазмиду, кто-то — как будут делиться бактерии, кто-то — техпроцесс; русские меньше всех помогли, к сожалению». По его расчетам, России ежегодно нужно 325 кг субстанции в сухом пересчете, мощности «Медсинтеза» позволяют выпускать 400 кг.
Производство собирались запустить в 2013 году, но подвел очередной кризис, объясняет Александр Петров-младший: ставки по кредитам выросли, финансирование осложнилось, а в 2014 году подвело еще и падение курса рубля. Изначально стоимость проекта оценивалась в 2,6 млрд руб. Сейчас, с учетом девальвации, — в 3,5 млрд руб.
Новый завод площадью 3 тыс. кв. м почти готов, и его запуск запланирован на конец 2015 — начало 2016 года. Промышленное производство субстанции начнется в 2017-м, рассчитывают и руководители завода, и министр промышленности области Андрей Мисюра. Не беда, что денег не хватает: «Медсинтез» весной подал заявку в федеральный Фонд развития промышленности (создан при Минпромторге в конце прошлого года) на пятилетний кредит в 287 млн руб. В фонде вероятность получения денег уральским соискателем не комментируют, но пока решение о выделении средств не принято.
И Петров-младший, и министр промышленности и науки Свердловской области верят в успех: проект отвечает главному требованию фонда — вытеснению с внутреннего рынка импортной продукции. «Проблема импортозамещения в производстве инсулина не в том, чтобы заработки оседали в России, проблема — в промышленной безопасности и вообще безопасности нашей страны, — поясняет важность проекта Мисюра. — Если вся субстанция завозится, даже под тот инсулин, который мы называем российским, что будет, если завтра ее перестанут нам продавать?» В федеральном Минпромторге такой угрозы не видят, но кампания по стимулированию импортозамещения, по словам Ольги Колотиловой, идет полным ходом. Время не ждет: через пять лет, как написано в программе «Фарма-2020», 50% внутреннего рынка лекарств должны быть заняты продуктами российского производства (в 2009 году, когда принималась программа, этот показатель составлял 23,6%, в 2014 году — 26%).
Поле битвы
Иностранных конкурентов «Медсинтеза» не смущают его планы по завоеванию внутреннего рынка. И не только потому, что по их мерках новоуральский завод пока выпускает микроскопические объемы инсулина. «Большая тройка», о которой говорил Петров-старший, уже почти локализовалась: на заводе Sanofi в Орловской области производство полного цикла идет с 2013 года, Novo Nordisk открыл площадку в технопарке «Грабцево» Калужской области этой весной, а Eli Lilly в партнерстве с российской «Р-Фарм» достраивает линию на заводе «Ортат» в Костромской области и планируют запустить ее до конца года.
Отечественные производители — кроме «Медсинтеза», инсулин в России производит подмосковный завод «Герофарма» и уфимский завод «Фармстандарта» — тоже готовы бросить вызов глобальным компаниям. Раньше у нас не было технологий, понимания проблематики, доказательной базы, основанной на работе с пациентами и врачами, рассказывает Петр Родионов, гендиректор «Герофарма», первым начавшего производить инсулин из собственной субстанции. Теперь все иначе: правила игры изменились, технологии ушли вперед, и главное — собственная субстанция дешевле тех, что покупают российские конкуренты. Представители «Фармстандарта» на запрос РБК не ответили.
Рынок — не резиновый
По оценкам Aston Group, потребность российского рынка в инсулинах составляет сейчас порядка 12,8 млрд МЕ (международных единиц). «Медсинтез» заявляет о способности производить 10 млрд МЕ. «Герофарм», по словам Родионова, пока готов удовлетворить четверть внутреннего спроса. Мощности Sanofi, по словам представителя компании, достаточны, чтобы обеспечить потребности всех российских диабетиков как в аналоговых, так и в человеческих инсулинах. Калужский завод Novo Nordisk может выпускать более 9 млрд МЕ инсулина в картриджах и шприц-ручках, ответили РБК в московском офисе датской компании, но при необходимости может увеличить свой потенциал. Мощностей переизбыток, отмечает Сергей Шуляк, гендиректор компании DSM Group, анализирующей российский фармацевтический рынок: «Если взять все строящиеся линии, то при полной загрузке они в несколько раз перекроют спрос».
Первые поставки инсулина подмосковный завод компании «Герофарм-Био» начал во втором квартале 2014 года, и пока доля на рынке невелика: 0,45% в денежном выражении по всем инсулинам и около 1,3% по рекомбинантным, уточняет Родионов. «По итогам 2015 года — результаты первых двух кварталов показывают, что наши планы должны быть реализованы — мы рассчитываем занять 10–15% рынка генно-инженерных инсулинов», — прикидывает он. «Медсинтез», в свою очередь, намерен завоевать 30% этого же рынка.
Шансы у российских производителей инсулина потеснить иностранцев сейчас гораздо выше, чем лет пять назад, признает Шуляк. Дело даже не в кампании по стимулированию импортозамещения, а в достаточно высоком качестве лекарства, производимого российскими заводами, говорит он: «Надо только расширять линейку и больше работать с медицинским сообществом, привыкшим к импортным препаратам».
Правда, в региональных администрациях и минздравах так не считают. «Из того инсулина, что мы покупаем для льготников, 70% примерно — производства «Медсинтеза», — рассказывает начальник отдела организации лекарственного обеспечения Минздрава Свердловской области Ольга Полугарова. — Конечно, все проходит через конкурсы, и мы каждый раз волнуемся, но «Медсинтезу», благодаря высокому качеству лекарств удается побеждать в большинстве случаев».
Губернатор Санкт-Петербурга Георгий Полтавченко на заседании правительства, декабрь 2014 года
Сейчас у «Герофарма» в некоторых регионах поставки составляют до 50% от общего объема потребления, утверждает Родионов. Доля «Медсинтеза» во всей Свердловской области — 90%, говорит Мисюра. Подтвердить их слова документами не получается: база данных по госзакупкам не показывает объемы продаж конкретного производителя. Имя изготовителя препарата в контрактах указывается редко, а поставщиками в большинстве случаев выступают не сами производители, а дистрибьюторы в зависимости от ситуации в регионе, поясняет Родионов.
От гриппа до энцефалита
Впрочем, Петровым есть чем сгладить возможные неудачи: в портфеле «Медсинтеза» есть также противовирусный препарат «Триазавирин», разработку которого финансировал медведевский фонд «Сколково», возглавляемый Виктором Вексельбергом.
«Это продукт Института органического синтеза Уральского отделения РАН, военные разработки бывшего 19-го военного городка под руководством академика Олег Чупахина, — рассказывает один из свердловских чиновников, знакомый с новым препаратом. — Разрабатывались для солдат: заболел солдатик на поле боя, ему дают лекарство, и все мгновенно проходит». Причем препарат испытывали не только на грипп, но и на ряд лихорадок, в том числе лихорадки Западного Нила, клещевого энцефалита, добавляет он, это целая линейка азолоазинов, «Триазавирин» — один из них. «Когда наши были на ликвидации так называемой эпидемии Эболы, наверняка брали штаммы в работу», — не исключает чиновник. Чупахин не ответил на вопросы РБК.
Как Петров познакомился с академиками и кто решил смахнуть пыль со старых формул, он не рассказывает, но созданный под этот проект Уральский центр биофармацевтических технологий под руководством Петрова стал одним из первых резидентов «Сколково» и получил в декабре 2010 года довольно увесистый грант в 369,7 млн руб. (еще 196,8 млн руб. УЦБТ дал соинвестор, имя которого не разглашается). «В 2010 году я в фонде еще не работал, но, исходя из существующих процедур, к нам в принципе прийти по знакомству нельзя», — утверждает вице-президент, исполнительный директор кластера биомедицинских технологий «Сколково» Кирилл Каем. Грантовый комитет, принимающий решение о выдаче денег, состоит из 15–16 человек, среди которых только трое — сотрудники фонда, все остальные — внешние люди, касающиеся или научной, или бизнес-сферы, подчеркивает он.
Проектом УЦБТ в «Сколково» гордятся. «Триазавирин» — по всем признакам успешный проект, — настаивает Каем. — Он закончен, прошел проверки всех проверяющих органов, внутренний аудит, и у нас нет никаких сомнений, что деньги были потрачены по назначению». Сумма гранта была даже выбрана не полностью, добавляет он, в какой-то момент они (УЦБТ) решили, что достаточно далеко продвинулись в разработке, закончили то, что планировали, раньше, а частный инвестор дал больше денег. «[Сейчас] мы ничего не должны стартапу, и он ничего не должен нам», — подчеркивает Каем.
В коммерческую продажу «Триазавирин» поступил в конце прошлого года. Производится он на «Медсинтезе», но ни Петров (в начале 2011 года гендиректором компании стал Павел Сорокин), ни фонд «Юнона», ни сам «Медсинтез» сейчас уже не имеют к компании-стартапу никакого отношения. Во всяком случае, юридически: УЦБТ, согласно базе данных СПАРК, принадлежит холдингу «Юнона». Между УЦБТ и «Медсинтезом» заключено лицензионное соглашение, по которому завод получает право на производство и реализацию на территории РФ продукта, основные интеллектуальные права на который принадлежат УЦБТ, поясняет Каем. Модель стандартна для индустрии, добавляет он: производитель платит стартапу при получении прав на производство и продажу и роялти в виде процента от объема проданного препарата.
Пока результаты продаж далеки от желаемых, признает Подкорытов, — при мощности 0,5 млрд таблеток в год этой зимой «Медсинтез» выпустил всего 1 млн. Но гендиректор завода призывает не торопиться с выводами. «Уверен, будет та же история, что с растворами и инсулином, — сначала очень медленный, а потом взрывной рост, — готов держать пари Подкорытов. — К тому же препарат продается по рецепту (по закону — в течение первого года после выхода на рынок), и его нельзя рекламировать, а это значит, что нужно ходить по врачам, которые не слишком готовы с ходу рекомендовать пациентам неизвестное им лекарство».
Впрочем, поклонники у «Триазавирина» уже есть. По словам Подкорытова, он очень популярен на самом заводе после того, как помог заболевшему начальнику цеха встать на ноги за два дня. Упаковка лекарства лежит и на столе министра промышленности Свердловской области Андрея Мисюры. «Очень хороший препарат, я им пользовался сам. Когда начинаешь болеть, принял — на другой день уже в норме», — ненавязчиво рекомендует он. «Триазавирин» дошел уже и до Белого дома: на одном из заседаний попечительского совета «Сколково» Виктор Вексельберг публично передал упаковку лекарства премьеру Дмитрию Медведеву, а позже в разговоре с корреспондентом РБК о личном опыте использования препарата рассказал вице-премьер Аркадий Дворкович.
Но правительство и столичные аптеки — миры параллельные. В крупнейших аптечных сетях (A.V.E. Group, «Ригла», «Имплозия», A5 Group, АСНА) РБК лекарство не обнаружил. Их справочные службы не смогли предоставить какую-либо информацию об этом средстве, ссылаясь на то, что в базе нет о нем никаких данных. Найти «Триазавирин» удалось только в интернет-аптеке WER.RU, имеющей одну торговую точку на проспекте Мира. Цена за упаковку, содержащую 20 капсул по 250 мг каждая, составляет 999 руб.
Новое лекарство в отличие от существующих противогриппозных действует не на иммунитет больного, как, например, известный всем «Осельтамивир» («Тамифлю»), а непосредственно на вирус, объясняют разработчики препарата, и это — одно из его главных конкурентных преимуществ. Кроме того, он дешевле импортных «аналогов»: упаковка из десяти капсул «Тамифлю» стоит более 1200 руб. Отпускная цена «Триазавирина», по словам Петрова, — 650–680 руб., столичные аптеки накручивают по 300 руб. на упаковке, возмущается депутат. Тем не менее в УЦБТ и на «Медсинтезе» по-прежнему верят, что «Триазавирин» и лекарственные средства на его основе к 2020 году смогут занять до 40% российского рынка противовирусных препаратов.
«Ренова» на Урале
У «Реновы» в Свердловской области много активов, но один из самых известных уральских проектов, начатых при Росселе, — жилой район «Академический» в Екатеринбурге, который с 2007 года строит «Кортрос» (до 2013 года — «Ренова-СтройГруп»). Это один из крупнейших проектов комплексного освоения территории в России. Площадь района составит 2500 га, включая лесопарковые зоны. Он рассчитан более чем 325 тыс. жителей, для которых предполагается построить 9 млн кв. м жилья (еще 4 млн кв. м будет отдано под нежилые помещения).
Строительство еще не закончено — согласно проекту, оно продлится до 2025 года. Пока построено несколько кварталов общей площадью более 1 млн кв. м. В апреле на территории района появилась современная детская поликлиника, которую построил и подарил «Ренове» депутат Александр Петров. «Это мой комплимент компании, — хвалится он. — На 450 деток в день, очень красивая». Поликлиника построена на деньги кластера, рассказывает благодарный партнер, не называя объема потраченных средств. Ресурсы есть, уверяет Петров и приводит в доказательство данные совокупной выручки кластера — «в 2014 году — 5-6 млрд руб., в этом году будет миллиардов 8».
Интересно, что «Медсинтез», позиционирующий себя как альтернативу иностранцам в объявленной, в том числе им самим, борьбе за «лекарственную безопасность», в то же самое время сотрудничает с иностранцами — и вновь с немцами.
Немецкие стандарты
«Видите этот проход? — Подкорытов указывает на проем в стене, полностью закрытый рольставнями. — За ним коридор и выход из здания. Раньше он был открыт, но Bayer счел это опасным: сквозняк, который может возникнуть при одновременном открытии дверей, — верный путь к проникновению микробов». По рекомендациям немцев на заводе изменили почти каждое помещение, говорит гендиректор: «Куда ни посмотрите — везде Bayer».
Соглашение с Bayer Healthcare «Медсинтез» подписал в 2012 году: согласно договору, завод должен был в течение пяти лет запустить на своих мощностях производство пяти препаратов: противоинфекционных «Авелокса» и «Ципробая», «Нимотопа» для лечения неврологических расстройств, «Ультрависта» и «Магневиста» для диагностической визуализации.
Интерес немцев тогда был очевиден: несмотря на кризис, в 2008–2009 годах российский рынок лекарств рос более чем на 20% в год, а локализация позволяет получать преференции при участии в госзакупках (иностранцам в случае победы в конкурсе приходится предоставлять скидку в 15% от предложенной им цены, к местным производителям понижающий коэффициент не применяется).
Строительство своей площадки в России не вписывается в глобальную концепцию производства Bayer, комментировал «Ведомостям» руководитель Bayer Healthcare в России Виктор Гайслер накануне подписания соглашения, поэтому партнерство с «Медсинтезом» было оптимальным решением.
Сотрудничество с немцами принесло компании большую пользу, уверяет Петров-младший. «Чтобы соответствовать требованиям Bayer, мы только в модернизацию цеха вложили 100 млн руб., — делится он. — Их требования гораздо жестче правил GMP». Bayer живых денег не вкладывал: обучал сотрудников, проводил аудит, поставлял сырье. Сотрудничество было таким плотным, что в городе заговорили о готовящейся покупке завода немецкими партнерами (официально стороны об этом никогда не говорили).
Разговоры оказались преждевременными: 2014 год принес компаниям неприятные сюрпризы. Контрсанкции России в ответ на западные санкции, сокращение импорта, резкое падение рубля, зеркальный рост цен на лекарства, рост ставок по банковским кредитам — все это нарушило планы. Пробная партия противоинфекционного Avelox была выпущена не в 2013-м, как планировалось, а годом позже, коммерческие продажи до сих пор не начались. Вдобавок немцы решили производить рентгеноконтрастные препараты на другой площадке, подписав в середине июля соглашение с петербургской компанией «Полисан».
Петрова-младшего корректировка стратегии не смущает. Строительство нового цеха и создание новой линии по производству контрастных средств для «Медсинтеза» сейчас экономически невыгодно, поясняет он, финансирование стало очень дорогим, и под такой срок окупаемости банк кредит не предоставит. «Главное — мы остались стратегическими партнерами, и в фокусе сотрудничества — локализация антибиотика Avelox и упаковка рентгенконстрастных средств «Ультравист» и «Магневист», — подчеркивает Петров-младший.
Первая коммерческая партия инфузионной формы препарата будет выпущена уже в этом году, уверяет Подкорытов. Это контрактное производство, и выпускать его нам «не просто выгодно, а очень выгодно»: на «Медсинтезе» рады бы отдать под это все свои мощности, но, по требованию Bayer, задействовать можно не более 40%. Рентабельность этой линии, по словам Петрова-младшего, составляет порядка 10%.
«Диверсифицируют риски, я тоже так бы сделал», — сохраняет спокойствие по поводу немецких партнеров и Петров-старший. Возвращаться в бизнес, правда, он пока не собирается. «Слава богу, что ему [сыну, экономисту по образованию] понравилась вся эта химия, биология, он уже лопочет на их языке, сидит с ними в научных советах, обсуждает, — радуется Петров. — Я вовремя ушел, понимал, что еще 2–3 года, и я передержу… Надо уходить, как бы больно ни было».
Диализ не выгоден
На «Медсинтезе» еще не начали производить инсулин, а уже появился новый проект — диализные центры. Его вел фонд «Юнона». Предполагалось, что фонд построит на Среднем Урале 11 таких центров. Построено 10. «Мы активно участвовали в этом проекте, но на первоначальном этапе не произошло ожидаемого дохода, — объясняет Петров-младший. — Поэтому была проведена реструктуризация бизнеса, в результате которой фонду «Юнона» были оставлены функции арендодателя». Фонд продолжает участвовать в проекте, но теперь только как арендодатель — предоставляет сервисной компании свою недвижимость и зарабатывает на сдаче в аренду, уточняет он.
Если не Путин, то кто
В 2011 году в судьбе Петрова произошел новый поворот. В конце июня накануне очередных президентских выборов в Екатеринбург на Межрегиональную конференцию отделений «Единой России» прилетел Владимир Путин. «Мода тогда была в оригинальных партийных съездах партии власти, — вспоминает один из уральских чиновников, присутствовавший на этой встрече. — Петров выступал и в своей эмоциональной манере рассказал о рынке лекарств, о мафии, о войнах». Путин, по его словам, выслушал вступавшего и сказал: «Хорошо, я тебе помогу». «После этого Петров пошел в Думу депутатом, стал членом профильного комитета», — резюмирует очевидец.
В Госдуме Петров-старший пока ничем особенным себя не проявил: как указано на его депутатской странице, с конца 2012 года он выступил на заседании всего 1 раз. «У нас партдисциплина хорошая, пока мы еще молодые, нас [к трибуне] не допускают», — объясняет Петров. У него дисциплина и впрямь отменная: за 3,5 года работы Петров не пропустил ни одного из 246 заседаний палаты, поддержал 70% вопросов, вынесенных на голосование, в 28,9% случаев не голосовал и был против лишь по 1,1% предложений, в основном по регламенту работы Думы.
«В первый год, когда я приехал, чувствовал, что я здесь — чужой. Жизнь другая, ментальность другая, взаимоотношения другие, купеческое слово здесь другое, — делится впечатлениями депутат. — Нельзя доверяться слову: в одном слове нужно видеть пять смыслов. Если ты подумал только о втором смысле, то ты — пацан, который ничего не понимает».
Тем не менее Петров собирается остаться на второй срок. «Пойду на выборы по одномандатному округу в Нижнем Тагиле, — рассказывает он. — С этим городом меня многое связывает: вопросы по взрослым поликлиникам, работе с населением, люди, с которыми я там встречаюсь. Уверен, что я смогу помочь им в части здравоохранения, ведь там повышенный уровень заболеваний, плохая экология, плохая вода».
На вопрос, кто же будет обеспечивать лекарственную безопасность России, о которой он говорил в фильме «Президент», Петров отвечает: «А там сейчас выросли взрослые ребята, волки. Они уже знают, как биться за рынок».
При участии Елизаветы Осетинской, Светланы Рейтер, Елизаветы Сургановой и Василисы Машуровой
В разных районах Москвы и области
Квартиры в столице
с выгодой до ₽4,5 млн
Выгодные предложения
для семей с детьми
Видовые квартиры
в высотных башнях
Варианты с мебелью
и встроенной техникой
