Олег Вьюгин – РБК: «Рубль будет обесцениваться в ручном режиме»

Председатель совета директоров МДМ Банка Олег Вьюгин (Фото: Екатерина Кузьмина / РБК)

«Экспортеры могут манипулировать рынком»

– На ваш взгляд, как долго ключевая ставка может продержаться на текущем уровне в 17%?

– Она будет снижена через какое-то время, и можно даже предположить через какое. Пока тренд инфляции растущий, что в том числе является последствием девальвации. Своего пика инфляция достигнет весной, когда она в годовом выражении может достичь 15%. Затем она начнет снижаться из-за низкого потребительского спроса, и тогда у ЦБ появятся аргументы, для того чтобы начать снижение ставки. Тем более что ЦБ с помощью ставки пытается управлять не текущей инфляцией, а будущей. Сегодняшняя ставка в 17% говорит о том, что к концу года инфляция будет не больше 17%. Конечно, это перебор – скорее она будет меньше, чем 17%. Таким образом, скоро  ЦБ начнет пересматривать ставку.

– Даже если санкции не будут отменены в марте?

– Да, конечно. Курс рубля рано или поздно стабилизируется, например, потому что импорт в результате девальвации сократится примерно на 40%, что повлечет за собой снижение спроса на валюту со стороны импортеров.

– Рубль будет стабильным, но обесценивающимся, хотя бы из-за разницы в ставках?

– Нет, не из-за ставки. Я подозреваю, что рубль будет постепенно обесцениваться в ручном режиме. Он и сейчас управляется в ручном режиме.

– Можете пояснить эту мысль? ЦБ же нам объявил, что отпускает рубль в свободное плавание и ничем управлять не намерен.

– Он это, конечно, сказал, но продажу выручки крупнейшими экспортерами координирует правительство, а это влияет на курс.

– Насколько велико это влияние, какой объем они продают?

– Ровно столько, сколько нужно для их текущих затрат и оплаты налогов. То есть ничего особенного не произошло. Но экспортеры сейчас  – единственный поставщик валюты на рынок. Раньше валюту продавали инвесторы, которые играли огромную роль. Иностранным инвесторам (или подкрашенным под иностранных российским) нужны были рубли для инвестиций внутри страны. А сейчас из-за санкций их нет, несмотря на то что российские активы стоят очень дешево, да и труд дешевеет, что делает более выгодной альтернативу производства внутри России. Получается, что единственный источник твердой валюты – это экспортеры, которые могут манипулировать рынком. Что и было в декабре.

– Вы думаете, это экспортеры манипулировали рынком в декабре?

– В некотором смысле. Я знаю, что они занимали рубли у банков, для того чтобы заплатить налоги, а валюту не продавали. Это одна из причин, почему ЦБ поднял ставку – чтобы рубли стали дорогими и чтобы занимать рубли для уплаты налогов, при этом придерживая доллары, стало не так очевидно выгодно. Эту практику сломали.

«Получилось то, что получилось»

– Как вы оцениваете действия ЦБ во время девальвации? Например, то, что Банк России не выходил на рынок в «черный вторник».

– В таких вещах, как переход на настоящее свободное плавание, нужно быть очень последовательным и мужественным и иметь поддержку правительства и президента. История показывает, что переход на плавающие курсы в разных странах – и сырьевых, и несырьевых – сопровождался периодом очень сильной волатильности, когда курс летал вверх и вниз и никто не понимал, что происходит. Через какое-то время все успокаивалось. И в России бы так произошло. Хотя был и есть один отягчающий фактор – санкции и, как результат, отсутствие на рынке инвесторов. Я могу рассказать, как развивались бы события, если бы власти не вмешались. Да, какое-то время доллар держался бы на уровне 80 руб., а евро – 100 руб​. Такой курс привел бы к отказу от импорта, он бы сократился вдвое, а может и сильнее. Импортеры бы сократили покупку долларов, и в какой-то момент, когда экспортеры вышли бы на рынок с целью продать выручку, спрос на доллары оказался бы настолько низким, что  курс доллара бы опустился до уровня 50–60 руб. за доллар. Хотя это очень неприятный сценарий, потому что он связан с временным коллапсом импорта, отсутствием тех же лекарств, и, конечно, власти испугались и начали рынок двигать в ручном режиме. Таким образом, как мне видится, переход к свободному курсу до конца не выполнен. И сейчас, я так думаю, мы плавно переходим к политике таргетирования курса, а не инфляции и процентных ставок. Этого никто не говорил, но мне так кажется.

– Вы думаете, монетарные власти готовы отказаться от своих завоеваний?

– Никто не скажет, что мы отказываемся от свободного плавания рубля. Но определенный контроль за движением курса будет. Например, через контроль за экспортерами, многие из которых являются госкомпаниями.

– По вашему мнению, почему ЦБ не продает резервы, а придерживает их?

– Это косвенное доказательство того, что ЦБ еще не готов к переходу на плавающий курс. Потому что в условиях свободного курса большие резервы не нужны.

– По идее, именно в «черный вторник», когда была высокая волатильность, требовались точечные интервенции, которых ЦБ не сделал.

– Возможно, считалось, что рынок должен сам найти равновесие. Но, повторяю, в нынешних условиях это было бы очень болезненным процессом. А в такой ситуации обычно все заканчивается постепенным возвратом к старой парадигме. Думаю, мы увидим покупку валюты со стороны ЦБ через какое-то время.

– С какой целью ЦБ это будет делать?

– С целью контроля за плавной девальвацией.

– На ваш взгляд, Банк России потерял доверие рынка?

– Как могущественный «папа», который поворачивает валютный рынок куда захочет, да. Но ведь в парадигме свободного плавания у него и не должно быть такой роли. В этом контексте ЦБ управляет стоимостью денег, а не курсом.

Вообще, доверие к регулятору основано на опыте – когда регулятор говорит, что делает и делает то, что говорит. Это весь секрет доверия к центральным банкам. Российский ЦБ заявил цель – таргетирование инфляции в чрезвычайных финансово-экономических условиях. Эта цель заявлена в условиях, когда «скользко разбегаться», вот и получилось то, что получилось.

«ЦБ демонстрировал непоследовательность»

– Тот триллион в виде ОФЗ, который государство выделило на поддержку банков, разгонит инфляцию?

– Да, в небольшой степени. Надо сказать, что ЦБ уже выдал коммерческим банкам 4,5 трлн руб. кредитов под залог нерыночных активов. Фактически это фондирование кредитных операций, что является беспрецедентной практикой в мире. И  это еще не все: еще 4 трлн руб. выдано через операции РЕПО с ценными бумагами. Как видим, ЦБ щедро подпитывал банковскую систему.

– То есть он одной рукой давал деньги, а другой – регулировал инфляцию?

– Не только регулировал ликвидность, но и фондировал кредитные операции коммерческих банков. И это некоторая непоследовательность в действиях, если говорить о  доверии.

– С банкирами советовались по поводу условий предоставления ОФЗ – решают сами кулуарно?

– Официально не советовались, неофициально готовы были выслушать мнение, но реально, конечно, готовят сами.

– Как думаете, с приходом нового зампреда, ответственного за денежно-кредитную политику, Дмитрия Тулина что-нибудь изменится?

– Трудно сказать. Насколько я понимаю, он пришел без обязательств что-то изменить под указание. То есть ему не говорили: давай мы тебя назначим первым замом, будешь отвечать за денежную кредитную политику, но учти, мы ждем, что ты будешь рефинансировать банки или еще что-то. Таких условий не было. А он бы их и не принял. Он нелегко отказывается от собственных убеждений. По этой причине он уже однажды покинул ЦБ. Вопрос только в том, какую он позицию займет, по естественным причинам пока открытый.

«Можно привлекать пассивы»

– Как девальвация отразилась на состоянии банковского сектора?

– Конечно, есть негативные последствия, из-за того что банкам пришлось сделать валютную переоценку и переоценку стоимости ценных бумаг. Но в принципе ЦБ частично эту проблему решил, разрешив временно не переоценивать ценные бумаги и использовать для учета валютных активов и пассивов и средний курс за предыдущий квартал. Эти меры по грубым расчетам дали не менее 0,5 п.п. достаточности капитала банковской системе.

Фото: Екатерина Кузьмина / РБК

– Но кредитование при этом замерло. Вы видите по вашим клиентам, что оно остановилось?

– Да, кредитование из-за высоких ставок стало минимальным. В основном кредиты дают «своим» клиентам и проектам, которые уже начаты.

– Означает ли это, что сейчас банковский сектор фактически заморозился?

– Нет, можно привлекать пассивы.

– С текущими ставками под 20% по депозитам, я уверена, что нет ни у кого проблем с привлечением.

– Реальная стоимость пассивов ниже, потому что есть еще корпоративные депозиты, и не по всем депозитам ставка составляет 20%. Стоимость пассивов, конечно, выросла, но не до 20%. У нас она составляет сейчас где-то 10%. Поэтому возможность кредитовать не под 30% есть. Кредитование в большей степени тормозит общеэкономическая рецессия, проектов становится все меньше, и эта проблема важнее, чем ставки. Потому что при высоких ставках в конце концов можно довольствоваться меньшей маржой, но продолжать работать. Стоять банк не может.

– Как вы оцениваете ставки по депозитам, которые сейчас предлагают банки? Действительно ли это довольно рискованная история – класть под 20%, все равно что играть в казино или нет?

– Нет. Во-первых, 20% уже у серьезных банков нет. Это был очень короткий период, когда была высокая ставка – буквально две-три  недели, когда можно было этим воспользоваться. И сейчас все банки проводят политику плавного снижения ставок. Понятно, что ни один банк не будет резко снижать ставку. Эти высокие ставки сыграли очень позитивную роль с точки зрения макроэкономики. Потому что в декабре после скачка курса явно наметилось снятие депозитов, граничащее с паникой. И именно эти «невероятно» высокие ставки вернули людей в банки и остановили панику.

– А много вкладчиков воспользовались высокими ставками?

– Их не так много. Да, люди среагировали, но, во-первых, было слишком мало времени, во-вторых, не все среагировали, потому что есть люди, которые предпочитают не беспокоиться. В отдельные дни в наши отделения выстраивались очереди, чтобы открыть вклад, но доля высокодоходных вкладов незначительна.

– Как вы думаете, ждет ли нас кризис розничных банков?

– Розничные банки очень хорошо зарабатывают на восходящем тренде, когда можно увеличивать портфель на 30–40% за год. Тогда у них образуется неплохая прибыль, которая идет в капитал. Когда экономика замедляется, рост портфеля прекращается и начинается рост проблемных долгов, запрограммированный самой процедурой скоринга. Банки начинают проедать свой капитал. Опыт кризиса 2008–2009 годов показал, что большинство справились.

«Лавочники спасут отечество»

– Девальвация приведет к импортозамещению, как это было в 2008 году, или на этот раз ситуация другая?

– Да, ситуация необычная. Во-первых, в этот раз за очень короткий срок из российского ВВП произошел огромный вычет за счет того, что компании не могут перекредитоваться и вынуждены возвращать долги. Это $100 млрд в расчете на год. Падение цены на нефть лишило ВВП еще $180 млрд в годовом выражении. Таким образом, имеем недополученные ресурсы в $280 млрд. Российский ВВП в долларах сегодня чуть больше триллиона. То есть это необыкновенно большой вычет из национального продукта. В 2008 году кризис начался осенью, а в феврале 2009-го уже был зафиксирован рост. Потому что когда стоимость активов и рабочей силы падает, инвесторы решают, что настало время начать новый проект. Сейчас этого не происходит. Стоимость активов низкая, рабочая сила уже подешевела, а инвестиций нет.​

– То есть теоретически, если бы не было этих внешних условий, девальвация могла бы стимулировать развитие?

– Да, в гораздо большей степени. Мы пошли бы по сценарию возвращения инвестиций и восстановления роста. Но этого не происходит, а значит, в краткосрочном плане можно рассчитывать только на увеличение простого экспорта, который не требует вложений и высоких технологий – древесина, лен, пенька ... И второе – это, конечно, уже от властей зависит, российская практика доказала, что лавочники… Нет, это не российская, а в «Трех мушкетерах» есть такая фраза, что лавочники и кардинал спасут отечество. Если дать возможность сейчас людям заниматься мелким, пусть посредническим бизнесом – не производительным, а посредническим, – то во многом можно смягчить коррекцию уровня жизни, которая, безусловно, должна произойти.

– Для этого требуется что? Определенная налоговая политика?

– Для этого требуется просто дать возможность людям все это делать без особых препятствий, что, несомненно, вселит в них оптимизм. Министр экономического развития Алексей Улюкаев озвучивал идею вообще отменить налоги для мелкого бизнеса. Где-то прозвучала  идея запретить закрывать бизнесы. Скажем, в Москве закрыли много мелких торговых посредников, которые торговали на улице всякой всячиной, фруктами, например. В сфере же высокотехнологичного бизнеса, конечно, импортозамещение реализовать в короткие сроки и без частных инвестиций крайне трудно. Потому что, во-первых, нет всего комплекса технологий. В глобальном мире технологии приходят в национальные экономики через кооперацию. Или, как экономисты говорят, через встраивание в технологические цепочки создания добавочной стоимости. Допустим, Россия поставит задачу – стать мировым лидером фармацевтики. Это десятки, сотни миллиардов долларов инвестиций, это технологии, которые надо заполучить, потому что, если ты будешь изобретать велосипед, ты будешь все время в конце колонны находиться. Он уже ездит, а ты его еще изобретаешь. Поэтому надо вступать в кооперацию. По такому пути наша экономика и шла. Ровно так делали китайцы – они просто встроились в современные технологические процессы в мире, и постепенно в некоторых областях становятся лидерами. А вот в сельском хозяйстве импортозамещение может сработать лучше.

– Каков ваш прогноз на нефтяные цены? Где предел падения?

– Прогноз нефтяных цен – дело почти провальное. Я считаю, что ОПЕК способна сохранить контроль за нефтяным рынком. Во всяком случае до недавнего времени они очень умело контролировали уровень цен. Сейчас по неясным для меня причинам они пошли по пути отказа контроля цены. Все началось с того, что Саудовская Аравия вдруг дала скидку азиатским потребителям нефти, чего она никогда раньше не делала, и довольно щедрую. Потом они заявили, что не будут снижать добычу, если даже цена упадет до $40 за баррель или даже ниже. Это же огромное воздействие на рынок, который не является чистым рынком. Это рынок, основанный на ожиданиях и манипулировании этими ожиданиями через регулирование объемов добычи со стороны основных поставщиков. Считается, что это делает Саудовская Аравия, для того чтобы выбить сланцевую нефть. В сланцевой добыче текущие затраты практически и есть инвестиционные: бурение дает добычу сразу, в течение трех месяцев. Таким образом затраты на бурение можно считать текущими затратами. То есть это очень гибкий бизнес: когда есть экономический смысл, ты можешь очень быстро наращивать добычу, если нет смысла, если цены на нефть низкие, можешь просто повесить замок на скважину и закрыть ее до лучших времен. Добыча в США упадет, и цены на нефть начнут расти.

– Похоже на борьбу с ветряными мельницами.

– Да. Поэтому мне такая политика ОПЕК кажется странной, тем не менее она приведет к более низкому уровню цены на нефть – в долгосрочном периоде точно ниже $100. Если полностью снять с себя ответственность как прогнозиста, то между $20 и $80.