Инвестиции в банкротство: как заработать $2,1 млрд на чужих долгах

Глава хедж-фонда Elliott Пол Сингер (Фото: REUTERS 2015)

​Внешностью Пол Сингер напоминает скорее профессора, чем финансиста: аккуратно подстриженная седая борода, овальные очки, красноватые глаза, асимметричные брови. Но за деловую хватку и прозорливость Сингера, возглавляющего хедж-фонд Elliott Associates, и партнеры, и недоброжелатели зовут «стервятником», выжимающим последнее из слабых компаний и даже государств.

Сингер занимается благотворительностью и активно вовлечен в политику: он спонсирует Республиканскую партию и в выступлениях на инвестиционных форумах и конференциях открыто критикует политику экономических и финансовых властей США. При этом он остается крайне непубличной фигурой и практически не дает интервью, общаясь исключительно по электронной почте.

Формула успеха

О ранних годах Пола Сингера известно немного. Он родился в 1944 году в Нью-Джерси в еврейской семье. Его отец работал фармацевтом, а мать была домохозяйкой. В 1966 году он окончил Рочестерский университет (штат Нью-Йорк) по специальности «психология», а в 1969 году — Школу права Гарвардского университета.

После окончания учебы он проработал по специальности в двух юридических фирмах в Нью-Йорке, а в 1974 году устроился юристом в подразделение инвестбанка Donaldson, Lufkin & Jenrette, специализирующееся на работе с недвижимостью. К этому времени он уже вовсю интересовался инвестициями, активно распоряжаясь семейными деньгами.

«Я занимался этим в свободное время. Мне нравилось изучать отношения. Мне казалось это игрой или головоломкой», — вспоминает Сингер.

К этому времени он вывел свою «формулу успеха» в инвестбизнесе. Пол занимался конвертируемым арбитражем — арбитражем по «конвертируемым облигациям», зарабатывая на разнице между ценой конвертируемых долгов компаний и стоимостью их акций.

В 1977 году он основывает хедж-фонд Elliott Associates (Эллиот — его второе имя) со стартовым капиталом $1,3 млн — собственные накопления Сингера, а также деньги его родственников и друзей. На начальном этапе своей работы компания специализировалась на арбитраже по конвертируемым облигациям, ставя на снижение акций проблемных компаний того времени — Trans World Airlines, Enron и WorldCom. Но после краха фондового рынка в 1987 году Сингер убедился в том, что конвертируемые облигации сложно хеджировать — они слишком привязаны как к бумагам аналогичного типа, так и к фондовому рынку. «Называть конвертируемые облигации инструментом «бычьего» рынка было бы преувеличением, но не очень большим», — говорил Сингер. По его мнению, повышение учетных ставок и «медвежий» тренд — лишь несколько факторов, которые повышают уязвимость этого финансового инструмента. «Черный понедельник» 1987 года и рецессия начала 1990-х заставили Сингера диверсифицировать портфолио фонда.

Стратегия Elliott известна тем, что обеспечивают клиентам высокую отдачу при низкой волатильности. С самого начала Elliott обеспечивал совокупную годовую доходность на уровне 14,6%, обгоняя по темпам роста индекс широкого рынка S&P 500, который в среднем поднимался на 10,9%. При этом волатильность Elliott в три раза ниже сравнительного показателя S&P 500.

Деньги на долгах

Основные средства Elliott Associates заработал не на конвертируемом арбитраже, а на проблемных долгах. Хедж-фонд считается пионером этой бизнес-стратегии. Позиционируя себя как представителя кредиторов, Elliott скупал непогашенные долги и облигации испытывающих трудности компаний, а затем продавал их с прибылью или добивался полного погашения долга.

Но интересы Elliott не ограничивались лишь корпоративными обязательствами, фонд также скупал за бесценок суверенные долги, подешевевшие в результате неграмотной политики финансовых властей, а затем, когда последние пытались договориться с кредиторами о реструктуризации, отказывался идти им навстречу, настаивая на погашении долга целиком и угрожая в противном случае судом.

В 1996 году Elliott приобрел долговые обязательства Перу за $11,4 млн. В 1998 году американский суд постановил, что покупка долга с единственной целью привлечь должника к ответственности противоречит закону. А когда в 2000 году решение было отменено, Перу пришлось выплатить фонду весь долг целиком — $58 млн. Обстоятельства выплаты долга были чрезвычайными. На волне коррупционного скандала и массовых протестов парламент решил отстранить от власти президента Альберто Фухимори, но когда тот попытался бежать из страны, чтобы избежать ареста по обвинению в нарушении прав человека и коррупции, то обнаружил, что его «борт номер один» арестован по иску Сингера. В итоге президент принял условия инвестора, по его указанию Минфин выплатил Сингеру $58 млн, и Фухимори покинул страну.

В 2001 году Elliott начал скупать суверенные обязательства правительства находящейся на грани дефолта Аргентины. Год спустя зарегистрированное на Кайманах подразделение Elliott Management — NML Capital Limited отказалось принять предложенные Буэнос-Айресом условия реструктуризации займа. Облигации номинальной стоимостью $630 млн NML, по оценке New York Post, приобрел за $48 млн. С учетом начисленных процентов к 2012 году долг Аргентины перед Elliott достиг $2,3 млрд.

В общей сложности Elliott добивается возврата долга Буэнос-Айреса уже 15 лет, отказавшись участвовать в двух раундах реструктуризации.

Но одним из самых известных кейсов Сингера стала скупка долгов Республики Конго в начале 2000-х годов. Подконтрольная Elliott компания Kensington International выкупила обязательства этой африканской страны всего за $10 млн, а затем начала требовать выплатить долг. В итоге британский суд присудил Kensington $127 млн, но чтобы добиться выплаты по искам Сингера, было арестовано конголезское имущество на сумму $400 млн. За это в одном из документальных фильмов BBC финансиста и объявили «стервятником». Автору фильма бывший заместитель генсека ООН Уинстон Табман посоветовал обратиться к Сингеру и его коллегам с вопросом: «Вы знаете, что из-за вас умирают дети?»

С похожим вопросом к финансисту обратилось и конголезское издание Brazza-News. Как ни странно, тот ответил: «Сравните те $127 млн, что я выиграл, с $200249, или 115113659,46 центральноафриканского франка, который ваш президент потратил за одну неделю, оплатив отель Waldorf Astoria (Нью-Йорк), и вы сами скажете мне, кто из нас двоих представляет большую угрозу будущему ваших детей». В ходе судов по инициативе Сингера вскрылись многие коррупционные схемы, которые использовало руководство этой нищей африканской страны для вывода денег за рубеж. Коррупция страшней кредиторов, уверен Сингер. «Он сосредоточен на верховенстве права, — цитировала FT одного близко знающего его человека. — Он верит в него всем сердцем».

Осторожность как стратегия

Убытки от первых сделок Сингера на фондовом рынке научили инвестора внимательно относиться к рискам — принцип, которого он придерживается по сей день. Так, он редко прибегает к наращиванию покупок на заемные деньги для повышения доходности вложений. «Он всегда больше думает о возможных потерях, чем о перспективах прибыли», — описывает метод Сингера его давний коллега-инвестор.

Эта осторожность сослужила Сингеру хорошую службу: с 1977 года у Elliott было лишь два убыточных года — 1998-й и 2008-й, когда фонд потерял 7 и 3% соответственно. В 2011 году, когда большинство хедж-фондов потеряло деньги, доходность Elliott составила 4,2%.

В ноябре 2014 года в письме инвесторам Elliott охарактеризовал оптимизм в отношении экономического роста в США как не имеющий под собой никаких оснований. «Никто не может дать прогноз, как долго властям удастся подтасовывать данные по росту экономики, наличным средствам, занятости, финансовой стабильности, инфляции и доходах, — отмечалось в документе. — Когда доверие утратится, то сразу нескольким рынкам и секторам будет нанесен значительный и внезапный ущерб».

Спонсор республиканцев

Сингер — активный сторонник Республиканской партии и один из ее крупнейших частных доноров. Республиканцев он считает своими единомышленниками и разделяет их недовольство чрезмерным, как они считают, вмешательством властей в работу финансового сектора. По влиянию на республиканцев Сингера часто сравнивают с братьями Дэвидом и Чарльзом Кохами, либеральное издание Mother Jones называет его «палочкой-выручалочкой с Уолл-стрит» для консерваторов, а журнал Fortune — ни много ни мало «делателем королей».

Финансист был одним из ключевых спонсоров президентской кампании Джорджа Буша-младшего, а на президентских выборах 2008 года Сингер поддерживал кандидатуру бывшего мэра Нью-Йорка Рудольфа Джулиани. На промежуточных выборах 2010 года Сингер пожертвовал кандидатам-республиканцам более $4 млн. В 2011 году он выделил $1 млн инициативной группе, поддерживавшей Митта Ромни на президентских выборах 2012 года.

Кроме того, Сингер перечислял миллионы долларов организациям, которые выступают за усиление обороноспособности США и поддерживают Израиль — ключевого союзника США на Ближнем Востоке. Сингер — член непартийной неправительственной исследовательской организации «Комитет регулирования рынков капитала». Он член попечительского совета Манхэттенского института политических исследований, известного своими консервативными взглядами. Сингер также входит в совет директоров лоббистской организации «Республиканская еврейская коалиция». Кроме того, ранее он входил в совет директоров произраильского Еврейского института проблем национальной безопасности.

Ранее он также жертвовал на политические инициативы братьев Кох, которые организуют семинары для представителей американской бизнес-элиты, придерживающихся консервативных и либертарианских взглядов.

Ультраправое гей-лобби

В октябре этого года Сингер объявил о поддержке выдвижения на президентских выборах от Республиканской партии сенатора от Флориды Марко Рубио, одного из лидеров ультраконсервативного «Движения чаепития». В письме ведущим донорам республиканской кампании Сингер заявил, что Рубио лучше прочих может объяснить общественности ценности консерватизма и является «лучшим коммуникатором, который только есть у современной Республиканской партии». По его словам, сенатор «может обращаться как к голове, так и к сердцу».

Казалось бы, поддержка со стороны финансиста, про которого в инвесткругах шутят, что в политике «правее него — только стенка», должна была польстить молодой звезде Республиканской партии (Рубио всего 44 года). Но есть чувствительный вопрос, по которому финансист расходится с большинством республиканцев, считающими себя главными борцами за нравственность и семейные ценности. Этот вопрос — права геев. С 2001 по 2014 год Сингер пожертвовал порядка $10 млн различным организациям, отстаивающим права ЛГБТ и занимающимся продвижением однополых браков в США. Именно этой целью Сингер задался в 1998 году, когда его сын Эндрю, врач из Нью-Йорка, совершил каминг-аут. В 2009 году он вступил в брак со своим партнером в Массачусетсе — первом штате США, легализовавшем однополые браки.

О том, как признание сыном своей гомосексуальности изменило его взгляды, Сингер рассказал в Давосе в 2014 году. «В то время это было за пределами моего понимания, — признался Сингер. — У нас с ним было несколько душевных разговоров, после которых я стал лучше понимать вопросы пола и сексуальной самоидентификации, и мне очень захотелось поддержать его усилия в борьбе с дискриминацией геев». Сингер сумел связать свою позицию по однополым бракам со своими либертарианскими взглядами — в одном из интервью вопрос о праве на брак без ограничений он назвал исключительно важным для будущего личных свобод в США.

Легализация однополых браков в штатах Нью-Йорк, Нью-Гэмпшир и Мэриленд была бы невозможна без финансовой поддержки Сингера и его знакомых инвесторов — Клиффа Аснесса и Дэниела Леба. Фонд Пола Сингера сотрудничает с Кампанией за права человека, одной из крупнейших ЛГБТ-организаций США, с целью поддержки прав геев и лесбиянок по всему миру.

Своих консервативных сторонников Рубио заверяет: поддержка со стороны Сингера никак не повлияет на его твердое неприятие однополых браков. «Когда кто-то сотрудничает с моей кампанией, то они покупают мою программу. Я ничью программу не покупаю, это ясно видно из всего моего опыта, — говорил в ноябре сенатор обеспокоенным протестантским пасторам. — Г-н Сингер никогда не пытался изменить мое мнение или вступить в серьезную дискуссию по этому вопросу. Он знает мою позицию».