Теория большого взрыва: к чему может привести операция в Сирии

Фото: РИА Новости

Если в ближайшее время выяснится, что авиаудары российских самолетов наносятся не по ИГ, а по повстанческим отрядам, это станет нарушением всех договоренностей. И приведет к возможным столкновениям с западной коалицией.

«Случайные» цели

Раньше все мероприятия по доставке техники и инструкторов в Сирию сопровождались официальными заявлениями о том, что Россия не участвует в боевых действиях, а обеспечивает режим Асада только вооружением и консультациями. Но принятое в среду решение Совета Федерации резко меняет весь формат российского участия в сирийском конфликте. До 30 сентября Путин убеждал весь мир, что Россия держится в стороне и ограничивается ролью «поставщика-консультанта»; теперь она выходит на передовую, становясь воюющей стороной. Все эти решения проводятся уже в новых политических условиях — после встречи Путина и Обамы, в ходе которой обсуждался вопрос о сирийском кризисе. Известно, что американцы не против авиа­ударов РФ по позициям запрещенного в России «Исламского государства». Но пока остается загадкой, согласился ли Обама на участие российских пилотов и прочих военных в боевых действиях в Сирии. Ведь Москва утверждала, что оказывала и оказывает правительству Асада только «консультационные» услуги (советниками, инструкторами).

Теперь решением Совета Федерации прямая вовлеченность России в сирийский конфликт получает легитимный статус.

Может ли стать конфликт в Сирии вторым Афганистаном или Вьетнамом?

В отличие от упомянутых конфликтов, по крайней мере на уровне того, как это согласовано и объявлено между Путиным и Обамой, есть перспектива совместной борьбы с международной коалицией против ИГ. Серьезные эксперты уже давно понимали, что у армии Асада нет достаточно способности, мощи и потенциала для самостоятельных действий на двух фронтах — против ИГ и против повстанцев.

Поэтому главный вопрос сегодня — будут ли российские истребители и БТР ограничиваться ударами по ИГ или они начнут «по ошибке» наносить одновременно удары и по повстанцам. Все внимание сосредоточено на том, по каким именно объектам будут стрелять российские самолеты.

Если посмотреть на официальную позицию России, то становится понятно, что все, кто противостоит Асаду, «террористы и злейшие враги». Умеренная оппозиция и Свободная сирийская армия, которых поддерживают США, Австралия, Канада, Саудовская Аравия, Франция, Норвегия — весь мир, подлежат в понимании многих в Москве уничтожению вместе с ИГ. К слову, ставка в проведении сухопутной операции против ИГ делается коалицией именно на эти оппозиционные силы, изначально восставшие против режима Башара Асада. Террористы ИГ появились много позднее в Сирии. Кстати, есть немало свидетельств тому, что режим Асада в какой‑то степени способствовал этому появлению в надежде направить их джихадистский потенциал против своего главного противника — сирийских повстанцев.

Это та разница, которая отличает ситуацию от Афганистана и Вьетнама, где враг был определен достаточно четко. В Сирии де-факто противостоят друг другу (с разной степенью интенсивности) три основных боевых центра: армия Асада — ИГ — повстанцы (последние, в свою очередь, также состоят из множества группировок).

Похоже, что договоренности Путина с Обамой предполагают нанесение Россией авиаударов только по ИГ и никаким другим целям. Но после мощной атаки в среду спутники Пентагона и свидетели сирийской оппозиции на местах утверждают, что главной целью авиаатак РФ были вовсе не террористы ИГ. А позиции тех самых повстанцев и якобы дома мирных жителей.

Поднялся большой шум: Лавров и Керри договорились запустить линию связи между военными в Москве и Вашингтоне (хотя договоренности с Обамой предполагали, что сначала будет запущена такая линия, а затем в координации российские истребители пойдут в бой).

Спасение человечества

Перспектива в регионе сейчас крайне тяжелая. Кремль пошел очень рискованным путем, спасая то, что считает «своими интересами», связывая их так тесно с фигурой Асада. Под предлогом борьбы с ИГ Россия вполне может оказаться втянутой в конфронтацию по целому ряду направлений. Поэтому, пока ситуация не ясна, трудно строить прогнозы. Например, если в ближайшее время будет подтверждено, что удары 30 сентября были нанесены не по ИГ, а по повстанческим отрядам, то это станет нарушением всех договоренностей и откроет новые возможности для столкновений с западной коалицией и сирийской оппозицией.

Кремль продолжает поигрывать мускулами и пытается утвердиться таким образом через конфликты в Сирии и на Украине. Вообще наличие общего врага очень соблазнительно для демонстрации борьбы за спасение человечества. Это мировое сообщество должно оценить.

Вопрос, до какой степени Кремль делает ставку на Асада. Если он абсолютная ценность для Кремля, то в рамках этой логики необходимо идти на «случайные удары» по умеренной оппозиции. И под предлогом борьбы с терроризмом укрепить существующий режим. Вероятность применения Россией сухопутных войск пока невелика. Но тем не менее она есть. Все будет зависеть от хода боевых действий. В случае неудач можно оказаться втянутыми и в наземную операцию. Линии фронта там нет, это очаговая война. Вариантов много.

Никто не знает, каковы реальные планы Кремля. Когда планируются такие рискованные мероприятия, ставки всегда делаются на победу, а за ценой не постоим. И вместо 15 самолетов поставить можно и 40 и 50, лишь бы победить. Второй расчет — что в мире это оценят и простят все остальное.

Но это слишком оптимистичный взгляд, несмотря на очевидные жертвоприношения со стороны России, Украину никто забывать не собирается. С другой стороны, воспринимать Путина в ситуации в Сирии как серьезного игрока, конечно, будут. Все будет зависеть от того, насколько успешно будет проходить операция. И, к сожалению, шансов на успех не так уж много.

Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.