Требуется царь: почему по России до сих пор бродит призрак монархии
Заявление митрополита Илариона (Алфеева) о плюсах монархии в очередной раз сделало актуальной дискуссию о ее приемлемости для современной России. Заговорили даже о том, может ли Владимир Путин стать монархом и не является ли высказывание Илариона зондажом общественного мнения.
Маркер консерватизма
Понятно, что никакой коронации не будет. Вопрос о монархии связан не столько с государственными, сколько с внутрицерковными проблемами. Приверженность монархическому строю — один из маркеров церковного консерватизма в современной России. Дело в том, что в начале 1990-х церковные консерваторы оказались в сложной и противоречивой ситуации. С одной стороны, сбывались их самые сокровенные мечты. Патриарх благословлял президента, церкви возвращались храмы и монастыри, в российский герб вернулся святой Георгий, началось восстановление храма Христа Спасителя. С другой стороны, этот период стал для них трагедией — распалась империя, рухнул привычный образ жизни, Россия быстро сближалась с Западом, по телевидению стали показывать эротику. Надо было найти непротиворечивое объяснение происходящего.
Если захотеть, можно объяснить все что угодно. Монархический идеал — причем не конституционный, а самодержавный — позволил православным консерваторам отмежеваться от Бориса Ельцина как от узурпатора власти, принадлежащей истинному государю. Можно было отказаться признавать подлинными останки Николая II и царской семьи, ведь их перезахоронили при Ельцине, а правительственную комиссию возглавлял Борис Немцов. Если уж православный царь и явится, то только своему благоверному преемнику на престоле, говорили благочестивые клирики и миряне. Можно было проголосовать на выборах за коммуниста Геннадия Зюганова — если легитимен только царь, то есть возможность из недостаточно легитимных республиканцев выбрать того, кто выступает за традиционную мораль и общественную нравственность.
Тем более что в пользу монархического идеала можно привести разнообразную аргументацию — от библейских цитат до высказывания Иоанна Кронштадтского о том, что «демократия — в аду, а на небе — Царство», часто используемого в церковной консервативной среде. Другое дело, что при желании можно найти и альтернативные примеры, в том числе первохристианских общин, в которых не было ничего монархического, но они сторонников возвращения на трон православного царя не интересуют.
Необычный владыка
В 1990-е годы нынешний митрополит Иларион был, похоже, далек от этих споров. Он жил в другой реальности — учился в Оксфорде (единственный из нынешних архиереев, служащих в России), работал над богословскими книгами и высказывал суждения, которые многие консерваторы считали еретическими или близкими к оным.
Сейчас митрополит Иларион занимает целый ряд видных постов: председателя отдела внешних церковных связей Московского патриархата, постоянного члена Священного Синода, председателя Синодальной библейско-богословской комиссии. Но количество его неблагожелателей в церкви велико — и оксфордская степень, и композиторское творчество воспринимаются ими как очередные свидетельства недостаточной ортодоксальности митрополита. Иларион является протеже патриарха Кирилла, и понятно, что если он не обзаведется собственным ресурсом, то при следующем патриархе ему придется нелегко.
А ведь Илариону всего 50 лет — возраст, когда многие церковные деятели еще только мечтают о белом митрополичьем клобуке. Добавим к этому, что буквально в последние дни в публичное пространство вброшены утечки об ослаблении аппаратных позиций патриарха Кирилла и даже о его скорой отставке — и о возможном преемничестве епископа Тихона (Шевкунова), который скоро может стать митрополитом.
Для того чтобы укрепить свои позиции в церкви и, возможно, в последующем стать кандидатом в патриархи, Илариону необходимо позиционировать себя как истинного консерватора, ортодоксального богослова и ревнителя нравственности. Неудивительно, что он более резко, чем многие другие церковные деятели, осудил фильм «Матильда». И в вопросе о монархии Иларион стремится максимально сблизиться с теми, кто подозревает его в модернизме.
Надежный институт
Нынешний всплеск интереса к монархии интересен, впрочем, не только церковным, но и светским компонентом. Примечательно, что высказывание митрополита, на которое в другой ситуации вряд ли обратили большое внимание, сейчас оказалось частью общественной дискуссии. И здесь можно вспомнить о том, что в 1990-е годы о монархии говорили не только православные консерваторы, но и их оппоненты из числа сторонников Ельцина. Если для первых образцами были Александр III и Николай II, то для вторых — испанский король Хуан Карлос, обеспечивший переход своей страны от франкистского авторитаризма к европейской демократии.
Конечно, речь шла не о коронации Бориса Николаевича, а об отчаянных попытках найти вариант, при котором можно было бы гарантировать сохранение политического режима при любом исходе парламентских выборов. Монарх в этих схемах выглядел фигурой, способной противостоять коммунистам, мечтавшим о реванше. Впрочем, с самого начала в России монархический сценарий выглядел утопическим. Хотя бы потому, что Хуан Карлос является внуком свергнутого в 1931 году короля и вступил на престол через 44 года после этого, когда еще были живы многие испанцы, хорошо помнившие монархию. В постсоветской же России монархическая традиция была утрачена. Представители Дома Романовых, живущие в эмиграции, так и не смогли стать популярными фигурами — для модернистской части общества их претензии на легитимность выглядели безнадежно архаичными, для православно-консервативной была неприемлема их поддержка Ельцина, а коммунисты априори против монархии. Поэтому дальше кулуарных разговоров и салонных обсуждений дело не пошло. Был избран другой сценарий — выбор преемником «военного вождя», действовавшего на контрасте со своим предшественником.
И вот сейчас вполне современные светские люди снова говорят о возможности восстановления монархии. Понятно, что частично это эмоциональная реакция на почти два десятилетия пребывания Путина у власти и широчайшие полномочия президента. Но дело, как представляется, не только в этом. В элитах и субэлитных группах растет напряжение, когда обсуждается вопрос о том, что будет дальше, как будет функционировать политический режим в долгосрочной перспективе. И здесь снова возникают призраки монархии как института если не полностью гарантирующего политическую стабильность, то хотя бы создающего надежду на что-то прочное и предсказуемое. Персоналистский характер режима и слабость институтов ведут к тому, что тема монархии и дальше периодически будет всплывать в общественных обсуждениях, но вскоре рассеиваться в связи с полной нереалистичностью.
