В 1990-е годы нынешний митрополит Иларион был, похоже, далек от этих споров. Он жил в другой реальности — учился в Оксфорде (единственный из нынешних архиереев, служащих в России), работал над богословскими книгами и высказывал суждения, которые многие консерваторы считали еретическими или близкими к оным.

Сейчас митрополит Иларион занимает целый ряд видных постов: председателя отдела внешних церковных связей Московского патриархата, постоянного члена Священного Синода, председателя Синодальной библейско-богословской комиссии. Но количество его неблагожелателей в церкви велико — и оксфордская степень, и композиторское творчество воспринимаются ими как очередные свидетельства недостаточной ортодоксальности митрополита. Иларион является протеже патриарха Кирилла, и понятно, что если он не обзаведется собственным ресурсом, то при следующем патриархе ему придется нелегко.

А ведь Илариону всего 50 лет — возраст, когда многие церковные деятели еще только мечтают о белом митрополичьем клобуке. Добавим к этому, что буквально в последние дни в публичное пространство вброшены утечки об ослаблении аппаратных позиций патриарха Кирилла и даже о его скорой отставке — и о возможном преемничестве епископа Тихона (Шевкунова), который скоро может стать митрополитом.

Для того чтобы укрепить свои позиции в церкви и, возможно, в последующем стать кандидатом в патриархи, Илариону необходимо позиционировать себя как истинного консерватора, ортодоксального богослова и ревнителя нравственности. Неудивительно, что он более резко, чем многие другие церковные деятели, осудил фильм «Матильда». И в вопросе о монархии Иларион стремится максимально сблизиться с теми, кто подозревает его в модернизме.

Нынешний всплеск интереса к монархии интересен, впрочем, не только церковным, но и светским компонентом. Примечательно, что высказывание митрополита, на которое в другой ситуации вряд ли обратили большое внимание, сейчас оказалось частью общественной дискуссии. И здесь можно вспомнить о том, что в 1990-е годы о монархии говорили не только православные консерваторы, но и их оппоненты из числа сторонников Ельцина. Если для первых образцами были Александр III и Николай II, то для вторых — испанский король Хуан Карлос, обеспечивший переход своей страны от франкистского авторитаризма к европейской демократии.

Конечно, речь шла не о коронации Бориса Николаевича, а об отчаянных попытках найти вариант, при котором можно было бы гарантировать сохранение политического режима при любом исходе парламентских выборов. Монарх в этих схемах выглядел фигурой, способной противостоять коммунистам, мечтавшим о реванше. Впрочем, с самого начала в России монархический сценарий выглядел утопическим. Хотя бы потому, что Хуан Карлос является внуком свергнутого в 1931 году короля и вступил на престол через 44 года после этого, когда еще были живы многие испанцы, хорошо помнившие монархию. В постсоветской же России монархическая традиция была утрачена. Представители Дома Романовых, живущие в эмиграции, так и не смогли стать популярными фигурами — для модернистской части общества их претензии на легитимность выглядели безнадежно архаичными, для православно-консервативной была неприемлема их поддержка Ельцина, а коммунисты априори против монархии. Поэтому дальше кулуарных разговоров и салонных обсуждений дело не пошло. Был избран другой сценарий — выбор преемником «военного вождя», действовавшего на контрасте со своим предшественником.

И вот сейчас вполне современные светские люди снова говорят о возможности восстановления монархии. Понятно, что частично это эмоциональная реакция на почти два десятилетия пребывания Путина у власти и широчайшие полномочия президента. Но дело, как представляется, не только в этом. В элитах и субэлитных группах растет напряжение, когда обсуждается вопрос о том, что будет дальше, как будет функционировать политический режим в долгосрочной перспективе. И здесь снова возникают призраки монархии как института если не полностью гарантирующего политическую стабильность, то хотя бы создающего надежду на что-то прочное и предсказуемое. Персоналистский характер режима и слабость институтов ведут к тому, что тема монархии и дальше периодически будет всплывать в общественных обсуждениях, но вскоре рассеиваться в связи с полной нереалистичностью.