Никаких перемен: почему власти не нужны «приглашенные» реформаторы
В последнее время вновь началось соревнование проектов оживления экономики с помощью привлечения инвестиций и ограниченных институциональных изменений без смены или коренной реформы политической системы. Говорится также, что уже сделанные шаги типа реанимации президентского Экономического совета и создания Совета по стратегическому развитию и приоритетным проектам якобы дают надежду на то, что бюрократический механизм разработки планов реформ уже запущен и через какое-то время принесет конкретные плоды. На мой взгляд, рассчитывать на это нет никаких оснований.
Потерянное «золотое время»
Целесообразность перемены курса с точки зрения интересов долгосрочного роста и развития экономики, конечно, есть, однако она существует в более или менее неизменном виде на протяжении всей политической эпохи, связанной с именем нынешнего президента. Пять, десять и даже 15 лет назад было очевидно, что без смены модели роста и необходимых для этого институциональных реформ Россия обречена на роль вечной периферии мирового хозяйства с относительно скромными возможностями генерирования потоков новых доходов, особенно в длительной исторической перспективе.
«Золотое десятилетие» высоких цен на энергоносители (с 1999 по 2008 год) привело к существенному укреплению позиций российской экономики как в абсолютном выражении, так и в глобальном измерении.
В то же время существенные структурные сдвиги в российской экономике на фоне столь интенсивного роста так и не материализовались. Роль экспорта энергоносителей для наполнения бюджета и обеспечения доходов широкого спектра занятых не только не снизилась, но и, напротив, возросла. Новых движущих сил экономического роста, альтернативных добыче и экспорту сырья, отмечено не было. Не появились в значимом количестве и частные компании, которые бы обладали экспортным потенциалом в несырьевых отраслях. В результате на фоне видимых успехов уязвимость российской экономики перед лицом внешних ценовых шоков только выросла, причем значительно.
Уже мировой финансово-экономический кризис 2008–2009 годов имел для России сравнительно тяжелые последствия. Он не только привел к глубокому (на 7,8%) падению ВВП в 2009 году, но и положил начало устойчивому снижению темпов роста.
Причинами замедления были падение рентабельности под воздействием роста издержек и низких темпов модернизации производств, снижение инвестиционной активности и общий рост неуверенности в будущем из-за нарастающей слабости институтов, обеспечивающих соблюдение закона и законных прав хозяйствующих субъектов, а также неэффективности стимулирующей экономической политики.
Затем настало время глубокого, а главное, продолжительного падения мировых цен на нефть.
По мере исчерпания эффекта девальвации нефтегазовые доходы бюджета, привязанные к экспортной цене на нефть, начали падать, а возможности компенсации этого падения дополнительными налогами и сборами в условиях снижения деловой активности проблематичны. Если в 2015–2016 годах для компенсации «выпадающих» доходов использовались и используются средства Резервного фонда, то уже в 2017-м возможности использования этого источника будут в основном исчерпаны, если только за это время не произойдет заметное и устойчивое повышение нефтяных цен.
Санкции, гласные и негласные
Менее наглядными, но в долгосрочном плане более разрушительными являются последствия усиливающегося политического противостояния России с коллективным Западом.
Формализованные запреты и ограничения на финансовое и технологическое сотрудничество с определенным кругом российских компаний представляют собой лишь часть, притом не самую большую, возникших проблем. Главная — это исходящий от западных политических лидеров гласный и негласный сигнал, что отныне Россия рассматривается в качестве политического и военного противника и любые крупные деловые сделки с российским государством и подконтрольными ему компаниями несут крупные риски для их участников. В результате приток в Россию крупного западного капитала (будь то в форме прямых инвестиций или долгосрочного кредитования российских компаний) с лета 2014 года сильно сократился, а в некоторых сегментах и формах и вовсе остановился.
Кроме того, обострение конфликта с Западом сильно сократило возможность привлекать заемные средства с зарубежных рынков для финансирования государственных расходов.
Другим следствием кризиса отношений России с Западом стали дополнительные ограничения на высокотехнологичный экспорт в Россию. Хотя потребность в таких закупках со стороны российских компаний сократилась вне зависимости от санкций, просто в силу сокращения инвестиционных планов, необходимость обходить наложенные ограничения по разного рода кривым схемам увеличила затраты российских компаний и нанесла им заметный ущерб.
Однако самый большой урон, связанный с усилением противостояния с Западом, состоял в проблематичности не только расширения, но и простого поддержания на прежнем уровне поставок в страны Запада российских энергоносителей — главного источника экспортных поступлений и наполнения бюджета. Зависимость энергобаланса ряда европейских стран от поставок из России стала восприниматься как нежелательное явление, и политическое сопротивление любому расширению российского энергетического экспорта в эти страны резко возросло. Попытки же в той или иной степени компенсировать ожидаемые и реальные препятствия на европейском рынке расширением поставок российского газа и нефти в восточном направлении (главным образом в Китай, где потребление минерального топлива должно расти еще как минимум 20 лет) пока принесли лишь ограниченные результаты.
Ожидавшееся благотворное влияние падения курса национальной валюты и ограничения импорта на конкурентоспособность внутреннего производства также оказалось весьма ограниченным. В большинстве сегментов потребительского рынка преобладающей оказалась тенденция к росту цен и снижению реальных объемов спроса, нежели к замещению импорта внутренним производством.
Разговоры — всегда, реформы — никогда
Можно было бы предположить (и некоторые наблюдатели предполагают), что руководство хотело бы подкрепить сделанную им заявку на роль глобальной военно-политической силы экономикой, которая могла бы поддерживать военную мощь страны на необходимом для этого уровне в течение десятилетий.
Но и в нынешних реалиях не просматривается что-либо, отличающее их от ситуации двух-трехлетней давности, что давало бы повод говорить о коренном ее изменении, ставящем в повестку дня радикальные шаги для перемены курса.
По-прежнему не решается задача кодификации и легитимации крупной частной собственности. Более того, в последние годы мы становимся свидетелями движения в обратном направлении: те акты распределения и перераспределения активов, которые по умолчанию рассматривались властью как несправедливые, но все же легитимные, в угоду моменту объявляются мошенническими и подлежащими пересмотру с аннулированием вытекавших из них новых прав собственности.
Судебная реформа, реорганизация арбитражного судопроизводства, ограничение полномочий и сомнительных практик правоохранительных органов в интересах защиты законных прав граждан и бизнеса также остаются без движения. И здесь мы наблюдаем тенденцию к явному откату назад — к признанию за силовой бюрократией все больших возможностей самой устанавливать правила игры на всех уровнях и ослаблению внешнего гражданского контроля за ее действиями. Возникают даже сомнения в том, что ее действия реально контролируются сверху, — уж слишком часто действия силовых структур не вписываются в сценарии, озвучиваемые на высших этажах власти.
Ожидания реформ, направленных на стимулирование деловой активности в частном секторе после ухудшения отношений с Западом, тоже оказались напрасными. Никаких заметных шагов по дерегулированию бизнеса либо приватизации государственных активов в 2014–2015 годах не было предпринято. Явно растет и роль государства в банковской системе, консолидация которой происходит в пользу крупнейших структур, так или иначе контролируемых властью. В руководстве страны, похоже, растет убежденность в том, что в период ухудшения общей конъюнктуры и трудностей с мобилизацией средств для государственных расходов любое ослабление контроля над экономикой чревато ростом политических рисков. А это, в свою очередь, перевешивает любые аргументы, связанные с соображениями экономической эффективности.
Не видим мы и радикальных мер по поощрению конкуренции и борьбе с монополизмом на отраслевых и региональных рынках.
В результате все споры и дискуссии крутятся вокруг сравнительно безопасных и в этом смысле удобных для власти тем — прогнозов цен на нефть, инфляции, параметров денежно-кредитной политики и т.п. Особенностями этих тем является то, что обсуждать их можно бесконечно долго, с глубокомысленным выражением и привлечением огромного количества участников.
В то же время действительно важные вопросы, такие как деградация правоохранительной системы, ухудшение делового климата в результате бездумного нормотворчества, искаженное целеполагание в системе экономических ведомств, институционализация коррупции и др., не только остаются за рамками обсуждений, но и не воспринимаются в качестве главных препятствий на пути роста и модернизации экономики. Сегодняшняя власть уже не может, как раньше, рассчитывать на конструктивный энтузиазм городского среднего класса и модернизированной части предпринимательского сословия. Молодые амбициозные люди, традиционно являющиеся двигателем и главным кадровым ресурсом реформ, либо покидают страну, либо принимают правила игры и образ мыслей господствующей косной государственной бюрократии. Все это осложнило бы переход к реформаторской линии даже при наличии у власти сильной политической воли к соответствующим преобразованиям. А такой политической воли сегодня нет.
Сила есть, воли нет
Реальная политическая воля подразумевает, что реформы ради достижения долгосрочного и качественного экономического роста на модернизированной и стабильной основе сами становятся главной политической задачей, ради решения которой можно пойти на существенные геополитические уступки и потери.
Нынешняя зацикленность на «суверенной внешней политике», а по сути, на стремлении к силовому доминированию везде, куда только можно дотянуться, и засунуть ногу в каждую приоткрытую дверь прямо препятствует решению долгосрочных экономических задач.
Более того, такое решение невозможно без готовности согласовывать некоторые свои решения с глобальными экономическими лидерами, как бы это ни казалось несовместимым со статусом великой державы. Конечно, речь не идет о пресловутом превращении руководства страны в филиал «вашингтонского обкома», но это означает сложную и часто неприятную игру с заведомо более сильным партнером по правилам, которые он привык и готов соблюдать. Это в том числе способность усмирить свою гордыню, умерить личные амбиции и привести представление о желаемом державном величии в соответствие с действительностью во имя достижения долгосрочных целей развития.
Это очень непростая задача, требующая и ума, и решительности, и кропотливой работы с общественным мнением. Однако на то и существует ответственная власть, чтобы правильно оценивать силы и выбирать средства для максимального обеспечения национальных интересов. В конечном счете это вопрос государственных приоритетов, который должен соответствующим образом решаться на политическом уровне. У нас же сегодня он если и решается, то совсем иным образом, с печально известными, в том числе и трагическими, последствиями.
В таких условиях даже востребованность идей институциональных реформ в активных и привилегированных слоях российского общества, на которую возлагают надежды некоторые из приглашенных реформаторов, не кажется мне серьезным аргументом. Без внутренней структурированности и самоорганизации этих слоев, которые действительно больше, чем кто-либо, объективно заинтересованы в реформах, без легальных политических механизмов представления своих интересов и давления на власть они просто не могут быть вовлечены в процесс принятия решений, не говоря уже о том, чтобы направлять и контролировать его.
А ключевая проблема в том, что интересы власти, которой проекты представляются, кардинально расходятся с интересами тех, кто их пишет.
Поэтому не стоит питать иллюзий и пытаться найти какой-то скрытый смысл в случайно оброненных или дежурных фразах, сказанных наверху «по поводу» или просто так. Для реальных радикальных реформ нужны столь же радикальные изменения политической ситуации, которые, конечно же, возможны и даже неизбежны, но не раньше, чем для этого созреют необходимые исторические условия.
Сегодня необходимо в меру сил способствовать созреванию этих условий, оставаясь на почве реальности. При этом важно помнить, что миссия ответственного политика предотвращать социальные катастрофы, а не пытаться использовать их в собственных целях и интересах.
РБК готов рассматривать и публиковать мнения любых участников парламентских выборов в случае их соответствия формату издания и законодательству.
