Без цели: почему программы либералов и Столыпинского клуба не сработают
Прошедшее в конце мая заседание президиума Экономического совета при президенте с обсуждением программ, подготовленных Столыпинским клубом, Минэкономразвития и группой Алексея Кудрина, оставляет двойственное впечатление. С одной стороны, хорошо, что на «высшем уровне» с личным участием президента стали обсуждаться альтернативные варианты экономической стратегии. В последние годы целый ряд ключевых решений принимался без учета их экономических последствий — достаточно сослаться на признание первого замминистра финансов Татьяны Нестеренко, что «Минфин не спрашивали, во сколько обойдется решение по Крыму». С другой стороны, набор идей, представленный в обсуждавшихся программах, заставляет вспомнить высказывание Уинстона Черчилля о генералах, которые всегда готовятся к прошлой войне, — с поправкой на то, что в данном случае речь идет о генералах от экономической политики.
На мой взгляд, общая проблема всех трех подготовленных программ в том, что ни в одной из них внятно не сформулированы конечные цели — не в формате «обеспечения устойчивого экономического роста» и «повышения уровня жизни», а в формате тех моделей экономики и общества, на которые мы ориентируемся. До того как обсуждать «инструменты», важно договориться, что мы собираемся построить в итоге.
Либеральный круг
В моем понимании Кудрин, как и министр экономического развития Алексей Улюкаев, внутренне исходят из того, что мы строим открытую либеральную экономику, в которой основным двигателем будет частный бизнес, включая иностранные компании. И ресурсы для инвестиций этот бизнес будет привлекать в том числе с глобальных финансовых рынков. Очевидная проблема этого подхода в том, что мы такую экономику уже строили, но довести этот процесс до логического завершения как-то не получилось. Причем в целом понятно, почему не получилось — из-за низкого качества институтов (прежде всего государственных) и сохраняющегося в силу этого глубокого недоверия бизнеса и населения к проводимой политике. И если в этой сфере не будет радикальных изменений, то неясно, почему вдруг очередная попытка построения «либерального рынка» приведет к желаемым результатам.
Но есть и более фундаментальная проблема в предложениях, идущих из либерального лагеря. Она связана с тем, что после 2014 года мир изменился. Присоединение Крыма и военный конфликт на востоке Украины радикально повлияли на отношения России с развитыми странами, обозначив своего рода «точку невозврата». И если даже завтра Запад вдруг отменит все формальные санкции (во что верится с трудом), неформальные барьеры в доступе для российских компаний к капиталу и технологиям безусловно останутся — просто потому, что Россия воспринимается сегодня Западом как потенциальный противник. И так будет еще много лет.
Авторы программы Столыпинского клуба, похоже, осознают эти вызовы и делают ставку на модели «догоняющего развития». Во многом они ориентируются на опыт стран Юго-Восточной Азии (Южная Корея, Тайвань, нынешний Китай) — с активной ролью государства в экономике, стимулированием инвестиций через кредитную эмиссию и т.д. Но они не учитывают, что для стран ЮВА была характерна высокая степень закрытости экономики. Точнее, они активно работали на экспорт и через успехи на внешних рынках оценивали деятельность национальных компаний. При этом у них действовали заградительные импортные тарифы, а национальный финансовый рынок был просто закрыт для иностранцев. Также действовали серьезные ограничения на валютном рынке, не позволявшие национальным компаниям свободно покупать и продавать валюту. Поэтому реализация предложений Столыпинского клуба, на мой взгляд, возможна только при введении весьма жестких мер валютного контроля и закрытия финансового рынка для иностранных игроков. Однако ничего подобного в программе Столыпинского клуба прямо не сказано. И я не думаю, что успешный средний бизнес, входящий в «Деловую Россию» (которая во многом стоит за разработками Столыпинского клуба), реально хочет для себя подобных ограничений.
«Коррупция без воровства»
Как и в случае с предложениями из либерального лагеря, у программы Столыпинского клуба есть и более фундаментальная проблема. Исторический опыт реализации подобных мер активной экономической политики показывает, что они приводили к успеху только при наличии определенного «качества бюрократии». Даже самые успешные страны ЮВА не были свободны от коррупции — она в целом характерна для стран, ориентирующихся на госкапитализм. Но «извлечение ренты» чиновниками в Корее или на Тайване происходило не в формате «распила выделенного бюджета» (что характерно для России), а путем «дележа полученной прибыли». В этом контексте можно вспомнить известную статью Шляйфера и Вишны 1993 года, в которой проводилось разграничение моделей «коррупции с воровством» и «коррупции без воровства» и на уровне теории было показано, что при всех издержках коррупции вторая модель наносит существенно меньший ущерб экономике и обществу.
У нас же пока явно доминирует «коррупция с воровством», которая с развитием никак не сочетается. Центральный вопрос для реализации любой экономической стратегии — «качество государства», стимулы, определяющие действия госаппарата. Однако ни в одной из обсуждавшихся программ этот вопрос внятно не ставится.
Зачем нужна Россия?
Каковы альтернативы этим программам? У меня нет ответа на этот вопрос, и такой ответ, на мой взгляд, может возникнуть только из публичного обсуждения разных идей и разных подходов с участием представителей основных «групп интересов», играющих существенную роль в экономике и обществе.
Для такого обсуждения важно, чтобы у него был «заказчик», чтобы его результаты были востребованы властью — и признаки этого сейчас появляются. Не менее важно, чтобы были сформулированы правильные вопросы для обсуждения. Один из таких вопросов, адресованный прежде всего экспертам из либерального лагеря, выступающим за открытость: зачем Россия нужна миру? Геополитическое напряжение последних лет наглядно показало, что мы зависим от мирового рынка, — но сейчас ни одна страна мира не может преодолеть такую зависимость. При этом все страны находятся в жесткой конкуренции — не только за рынки сбыта, но и за культурное и политическое влияние. В этих условиях надо понять, что мы никому ничего не должны, но и нас любить никто не обязан. И если мы хотим, чтобы с нами считались не только в силу наличия ядерных боеголовок, важно понять, что такого мы можем предложить миру, от чего мир не смог бы отказаться. Только на такой основе станет возможным переход от противостояния к диалогу и возврат к встраиванию России в глобальные цепочки создания стоимости. Сторонникам же столь популярной сегодня политики импортозамещения стоит подумать над вопросом, кого и в чем мы реально можем догнать.
Новые элиты
Сложившаяся в России с начала 2000-х годов модель управления экономикой и обществом держалась на договоренностях трех элитных групп: федеральной бюрократии, олигархического бизнеса и силовиков. До 2003 года между ними сохранялся относительный баланс сил. После «дела ЮКОСа» соотношение сил изменилось в пользу федеральной бюрократии и силовой элиты, а после 2011–2012 годов — на фоне страхов повторения в России сценариев «арабской весны» — силовики стали доминирующей элитной группой. Вместе с тем в 2000-е годы в стране возникли еще три влиятельные социальные группы — успешный средний бизнес, региональная бюрократия и элиты бюджетного сектора. Эти группы сформировались благодаря росту внутреннего рынка и увеличению бюджетных расходов, они гораздо более массовые. По сравнению с 1990-ми годами сегодня им есть что терять, и одновременно представители этих групп хорошо понимают, как можно работать в российской реальности. Необходимо включить представителей этих новых групп в диалог о путях развития страны.
И последнее замечание: всем участникам нынешних экономических дискуссий было бы полезно вернуться на несколько шагов назад и попытаться договориться по более общим базовым вопросам — с выходом на понимание, что мы пытаемся построить. Опыт такого рода обсуждений был на площадке Центра стратегических разработок в 1999–2000 годах — и, на мой взгляд, те дискуссии (и определенные консенсусы, сложившие в ходе их проведения) во многом предопределили успехи в экономическом развитии в начале и середине 2000-х годов. Проект ЦСР-2.0, который сейчас запускается под руководством Кудрина, в моем понимании может быть успешным, если площадка ЦСР снова станет базой для обсуждения более общих тем (про «выбор модели») с учетом изменившейся реальности и с привлечением к этому обсуждению новых категорий участников. Если в ходе дискуссии будут найдены новые базовые консенсусы, то на этой основе, возможно, удастся сформулировать реалистичную экономическую программу.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.
