Афганский камбэк: почему новая стратегия США не нравится Москве и Пекину
Только ленивый не бросил камень в недавно обнародованную афганскую стратегию Дональда Трампа. Стройный хор критиков, включающий в себя американских демократов, российских и пакистанских дипломатов и, разумеется, Хамида Карзая и афганских талибов, предрек Трампу неизбежное поражение в Афганистане, осудив его ставку на военную силу в 16-летней войне на Гиндукуше.
Принуждение к переговорам
Однако при анализе нового курса Вашингтона в Афганистане следует понимать, что идеальной афганской стратегии просто не существует. На мой взгляд, тот вариант действий, что предложили Трампу аналитики Пентагона, пожалуй, является сегодня наименее неудачным — как с точки зрения американских интересов в регионе, так и с точки зрения попытки решения афганской проблемы по существу.
Главная идея афганской стратегии Трампа — силой принудить «Талибан» (запрещенная в России группировка) к переговорам. Спорить с этим подходом практически невозможно: как показывают события в Афганистане, талибы со времен президентства Барака Обамы, пообещавшего скорый вывод американских войск из этой страны, находятся в состоянии предпобедной эйфории. Политические эмиссары боевиков хорошо освоили технологии игры в переговоры, которые на самом деле они вести не собираются. И это логично — зачем договариваться о чем-то с кабульским правительством, если его не станет через несколько недель после эвакуации последнего американского солдата из Афганистана? «Талибану» нужен скорейший вывод сил США и НАТО из страны, о чем они неоднократно публично заявляли. Мирные переговоры и поиск национального консенсуса просто являются излишними.
Единственное, что может охладить кураж боевиков, это нанесение им болезненных и ощутимых поражений на поле боя. Сегодня у афганских сил безопасности хватает возможностей только на относительно эффективную оборону. Провести масштабные успешные наступательные операции в различных провинциях страны афганские силовики пока не могут — элементарно не хватает профессиональных кадров и боевой авиации. Хотя официально армия и полиция Афганистана достигли численности более чем 200 тыс. человек, на поле боя с талибами и боевиками «Исламского государства» (ИГ — запрещенная в России организация) в состоянии успешно конкурировать только подразделения спецназа (а это, по разным данным, от 5 тыс. до 10 тыс. человек). Численность же талибов, по оценкам российской военной разведки, достигает 40 тыс. человек. При таком соотношении сил надеяться на перелом ситуации не приходится.
План Трампа предусматривает увеличение не только численности американских военных в Афганистане, но и количества инструкторов по подготовке бойцов афганского спецназа. Согласно заявлениям представителей Минобороны Афганистана, в ближайшие три-четыре года национальный корпус «коммандос» при поддержке инструкторов США и НАТО будет увеличен до 35 тыс. человек. С таким количеством подготовленных бойцов и при мощной воздушной поддержке уже можно рассчитывать на принуждение лидеров боевиков к переговорам.
Нельзя не признать разумным и отказ Трампа говорить о сроках афганской миссии США и количестве американских солдат, которые могут быть в ней задействованы. Такая информация вселяет ненужный оптимизм в боевиков и ненужное уныние в афганских силовиков. Однако при этом президент США и его представители послали важный сигнал талибам. Госсекретарь Рекс Тиллерсон заявил о готовности вступить в переговоры с «Талибаном» без предварительных условий. Это означает, что Вашингтон, а значит, и Кабул уже не будут требовать от повстанцев непременного признания нынешней Конституции страны, к которой у талибов есть немало претензий. Учитывая заявление Трампа об отказе Америки заниматься дальнейшим экспортом демократии, это похоже на готовность американцев пойти на уступки «Талибану» в вопросе о новом основном законе страны и в принципах организации государственно-политической системы Афганистана. И этот вопрос вполне может стать основой будущих мирных переговоров.
Региональные альянсы
Готовность Америки продолжать афганский проект не радует многих соседей Афганистана. Прежде всего речь идет о Пакистане, спецслужбы которого афганские власти подозревают в причастности к поддержке талибов и боевиков ИГ. Исламабад никогда не отказывался от «концепции стратегической глубины», в рамках которой Афганистану отводится роль «большого тыла» Пакистана в случае масштабного вооруженного конфликта с Индией. Пакистанским военным, являющимся реальными хозяевами своей страны, нужен слабый и зависимый от Исламабада Афганистан, не способный к проведению самостоятельной внешней политики и тем более к союзу с Индией. Поэтому стратегия Трампа, предполагающая фактически создание долговременного регионального военно-политического союза США, Афганистана и Индии, закономерно вызвала бурную негативную реакцию Пакистана.
Очевидно, что за нервной позицией Исламабада просматриваются также интересы Пекина, тщательно выстраивавшего на протяжении полутора десятилетий «всепогодный» китайско-пакистанский альянс, который должен был стать хозяином в регионе после ухода сил западной коалиции из Афганистана. Китайско-пакистанский экономический коридор, проект «Новый Шелковый путь», разработка афганских природных месторождений — все эти амбициозные проекты призваны радикально изменить регион Южной и Центральной Азии, переориентировать его страны на Пекин. Решение Трампа перезагрузить американскую политику в Афганистане и Южной Азии может создать проблемы для китайских стратегий. Например, через режим санкций в отношении Исламабада, если будет доказана его причастность к поддержке терроризма в регионе (судя по утечкам в СМИ, поиск соответствующих доказательств уже ведет группа американских сенаторов совместно с индийскими и афганскими представителями).
Критические оценки афганской стратегии Трампа с российской стороны, скорее всего, следует объяснять не какими-то особыми интересами Москвы в Афганистане, сколько логикой новой холодной войны (в рамках которой в России будет критиковаться все, что исходит от Вашингтона), а также опасениями по поводу возможного усиления влияния США в республиках Центральной Азии. Эти опасения не являются беспочвенными: в 2017 году Госдепартамент и Пентагон заметно активизировались в Таджикистане и других постсоветских государствах региона (и это притом что еще пару лет назад американские и европейские эксперты склонялись к тому, что Центрально-Азиатский регион будет уходить из приоритетной внешнеполитической повестки США и НАТО).
Активизация американцев в Афганистане, перехват ими у российских пропагандистов не всегда обоснованных страшилок о возможном вторжении боевиков-исламистов с афганской территории в Центральную Азию, наконец, финансовые возможности Вашингтона — все это будет подталкивать власти постсоветских республик к проведению многополярной внешней политики, что совершенно невыгодно Москве. Новый афганский план Трампа, таким образом, может стать серьезным испытанием для российской дипломатии и для интеграционных проектов Кремля в регионе.
