Сегодня уже мало у кого, кроме тех, кто почитает единственным заслуживающим доверия источником информации российское телевидение, есть сомнения, что с середины августа поредевшие ряды восточно-украинских сепаратистов планомерно заполнялись российскими военнослужащими, оснащенными тяжелой бронетехникой. И, видимо, именно эти российские военные с тяжелыми вооружениями, вошедшие на территорию Украины в 20-х числах августа, зажали в котел и разгромили группировку украинских сил, осуществлявшую так называемую АТО.
Американская администрация считает, что численность российских военных на территории Украины составляет порядка 3–5 тысяч человек. Цифра 4 тысячи человек прозвучала в одном из российских телеканалов вчера вечером. Только там их назвали «добровольцами–отпускниками». Но дело не столько в числе людей, сколько в числе танков и артиллерийских установок, которые добровольцы прихватили с собой в отпуск.
Но это еще не вся история. Из скудно просачивающихся сведений о событиях августа 14-го мы можем понять еще кое-что. Во-первых, то, что с середины августа на Украине погибло, видимо, немало российских военных. А во-вторых, по некоторым признакам мы можем предположить, что российские военные не очень хотят воевать и погибать за Донецкую республику. И еще меньше этого хотят их семьи.
И это не удивительно. Во-первых, сама идея войны с Украиной звучит для русского уха все еще откровенно дико. Во-вторых, как это точно было подмечено в заголовке публикации «Новой газеты» об одном из погибших в донецком котле: российская контрактная армия в немалой степени есть форма скрытой безработицы. Такое случается с нефтяными державами. Им проще покупать товары по импорту и доплачивать собственным гражданам за то, что у тех нет работы. Но одно дело выбрать вместо закрытого завода погоны, полигоны и построения, а другое дело – за те же деньги выбрать смерть за Донбасc.
Но первая причина, пожалуй, важнее. Идея полноценного вторжения на Украину, видимо, не очень поддерживается населением. Об этом вполне выразительно говорят социологические опросы. На вопрос «Левада—центра», будете ли вы поддерживать правительство России в случае начала войны с Украиной, положительно ответили 41% опрошенных, а отрицательно — 43%. Причем, в мае поддержать российское правительство готово было около 70%, а в июле – 65%. Эта динамика подсказывает, что российский обыватель, несмотря на усилия телевизора, склоняется к демобилизации.
Варианты ответов на другой вопрос («Вмешивается ли Россия в дела на Украине?»: 1) вмешивается и правильно; 2) не вмешивается, хотя надо; 3) вмешивается, и зря; 4) не вмешивается, и слава богу) позволяют не в лоб узнать отношение респондентов к самой идее вмешательства. Получается, что в целом на позициях «вмешательства» стоит примерно 40%, в то время как 48% склоняются к позиции «невмешательства». Это важное уточнение к известному всему миру факту, что Путина в России поддерживают 85%. Как написал социолог Алексей Левинсон, поддерживают слова, а не дела.
Опросы проводились в 20-х числах августа — еще до того, как произошло то, что западные политики охарактеризовали как «вторжение» (invasion) России на Украину, и до того, как в России распространились вести о гибели российских солдат, а слова «учения под Ростовом» превратились в тревожный набат для тысяч солдатских родственников. И вполне может статься, что прибывшие из Украины гробы сделают то, что не под силу было социальным сетям и горстке демократических СМИ, то есть пробьют брешь в информационной блокаде общественного сознания, организованной российским телевидением. Известия о новых могилах, невидимыми путями со скоростью звука распространяющиеся среди родственников военнослужащих, способны подорвать то доверие к телевизору, которое является сегодня основным политическим ресурсом вступившего в конфликт с половиной мира Владимира Путина. Потребители теленовостей не анализируют достоверность той или иной информации, но скорее ориентируются на некое общее и порой априорное представление о том, правду или нет говорят в телевизоре. Именно поэтому «сарафанное радио» часто оказывается грозным соперником пропаганды, как это было в позднесоветскую эпоху.
Так что у обеих сторон на самом деле с ресурсами для продолжения войны плохо. Несмотря на это, она, к сожалению, с высокой вероятностью еще будет продолжаться. Если у Петра Порошенко нет войск, то у Владимира Путина нет переговорщиков. Киев заинтересован в прекращении огня, чтобы не допустить штурма Мариуполя, чем пригрозили российско-донбасские соединения. Задача Кремля – принудить Киев признать в донецких сепаратистах политического субъекта, заставить Порошенко и Запад признать, что на востоке Украины воевали донецкие ополченцы, а не российская армия с тяжелым вооружением. Но политически это будет выглядеть как полная капитуляция Киева и Запада перед натиском военной силы. И как признание того, что правда — это то, что рассказывают по российским телеканалам, и никакой иной правды нет. Именно поэтому саммит НАТО фактически отверг такую возможность, сделав российское «военное вторжение» в Украину своей главной темой (не забыли там упомянуть и «аннексию Крыма»).
С другой стороны, тот факт, что все центральные российские телеканалы дали в четверг вечером сюжеты о «добровольцах» в Донбассе, свидетельствует о том, что россиян начали приучать к мысли о присутствии российских войск на Украине, т.е. это присутствие в ближайшее время не уменьшится, а скорее, наоборот. Тактика снимания табличек с могил отвергнута; напротив, демонстрация по всем каналам похорон «отпускников» с полными воинскими почестями призвана повысить антиукраинские настроения в обществе и усилить слабеющую фракцию сторонников большой войны.
Воронка большой войны обычно разворачивается в формате неудавшегося блицкрига. В Крыму блицкриг удался на 90%. Но оставшиеся 10% (нежелание Запада повторять сценарий Грузии–2008) заставили ввести в действие план «Новороссия». Этот план, гораздо более тухлый и неподготовленный, сработал процентов на 50. Жители Востока Украины, хотя и настороженно–враждебно настроены в отношении Киева, но совершенно не готовы были воевать с ним и даже к идее собственной независимости относились без особого энтузиазма. Когда провал проекта «Новороссия» стал к началу августа очевиден, пришлось начинать «необъявленную войну» по модели Афганистана («ограниченный контингент советских войск, помогающий братскому афганскому народу в борьбе с финансируемыми США душманами»). Жертвы этой войны должны задним числом подтвердить ее необходимость.
Настоящая война не устраивает значительную часть российских элит, населения и военнослужащих, но голос их сейчас, скорее всего, окажется слаб перед натиском тех, у кого сорвался блицкриг. С другой стороны, общественное мнение России пока совершенно не готово к затяжному конфликту и жертвам. Оторванные ноги и обгоревшие тела — это совсем не то, что «вежливые люди» на футболках, возвращающие родине аквариум утраченного советского рая. Война за Донбасс в конечном итоге перечеркнет политические удачи Путина начала 2014 года. «Необъявленные войны» потому и остаются необъявленными, что политики, их начинающие, не решаются сформулировать их цели. И потому их проигрывают, несмотря на превосходящую военную силу.
Точка зрения авторов, статьи которых публикуются в разделе «Мнения», может не совпадать с мнением редакции.
